Воспоминания Сергея Богаева:

Расшифровка:

Те дни ещё оказались ознаменованы одним событием, очень таким довольно-таки важным для меня. Ибо как раз тогда группа «Алиса» уже широко известная к тому времени решила записывать свой новый альбом. Альбом «Энергия». Записывать они его решили как раз в студии у Тропилло. И так получилось, что практически мы записывать стали параллельно. Мы – своё «Стремя и люди» дописывать, а «Алиса» – свой альбом. Один, на мой взгляд, из самых лучших – 1985 года альбом «Энергия». Как раз Кинчев приехал в те дни из Москвы. И вот тогда-то мы с ним и познакомились.

Помню, это было в аппаратной, днём. Тропилло нас и представил. Я там сидел практически безвылазно, как раз доделывал текст песни «Костя Перестукин». На что мне Тропилло ещё, когда попросил текст, почитал, отметил: "Хороший текст". Текст, так сказать, из жизни взят. Про сериального персонажа у нас в Архангельске, был такой стукачок. Учился в пединституте и уж настолько он был этот стукачок одиозной фигурой в мире стукачества. Об этом все знали. Стучал он самозабвенно, так сказать. Не по просьбе даже соответствующих органов, а просто по личному убеждению. У него потребность была, как дышать. И вот под впечатлением знакомства с этим человеком я вот и написал про него песню «Костя Перестукин». И тут как раз приезжает Кинчев. Когда нас представил друг другу Тропилло, что это – Сергей, это – Костя, пожали друг другу руки, "Очень приятно!", на что меня Тропилло спросил: "А ты, когда писал ", - тут же при Косте и спрашивает, - "текст «Костя Перестукин» ты с Костей был знаком?" Я говорю: "Как я был с ним знаком, друг ты мой любезный, если ты нас только что познакомил?!" На что Тропилло сказал: "А, ну да, действительно".

Костя был только что с дороги, видно с поезда, вид у него был довольно-таки измождённый и уставший. Тропилло предложил: "А не сходить ли нам попить кофейку?" Ну, почему бы не сходить? Пошли. Вышли, вообще-то уже темнело. Там как раз же недалеко, опять же на этой площади, где мы постоянно ловили таксомоторы, был такая кофейня некая. (Прим. сейчас оно носит название "Ворскла". ВОРСКЛА - река в Полтаве, близ которой Петр I разбил шведов в 1709-м) Тропилло был большой любитель кофе. Да он вообще много чего большой любитель, ну и в частности кофе. И там вот, как он говорил, варили хороший кофе. Я вообще-то в этом не разбирался, мне было абсолютно до фонаря какой кофе, так как я его не пил. Разве что, за компанию. Но специалистами это место ценилось.

Стало быть, пришли мы туда. Опять-таки возникла такая ситуация, Тропилло подошёл и мне так на ухо: "Слушай, Серёга, а не мог бы ты взять нам с Костей по двойному кофе? Тебе-то всё равно, какой пить, а нам бы хотелось двойного. А на двойной-то средств и не хватает." Было время, я был такой богатенький Буратино, а Тропилло с Кинчевым были тогда в довольно таких стеснённых финансовых обстоятельствах. Ну, мне что – ради Бога, нисколько не жалко. Взяли то, что хотели, выпили, взбодрились. Решено было, что пока Костя там въезжает в ситуацию свою, мы ночью продолжим дело, но в студию пошли вместе.

Вышли. Тут к нам привязался какой-то мужик пьяный и стал буквально чуть ли ни требовать (нет, не требовать, требовать – это будет преувеличением), спрашивать, что, не добавим ли мы ему, так сказать, на пузырь. Причём подошёл это он ко мне, так как я выходил первый. Тут же у входа он меня отловил. Как-то он это бесцеремонно сказал, я уже решительно стал размахиваться, чтобы въехать ему в рыло. Но как-то он это тоже просёк, хоть и пьяный был, и так посмотрел на меня довольно-таки жалобно и сказал уже другим тоном: "Братан, выручи, если можешь". Столько было в глазах жалости и мольбы, и страдания, я даже бы сказал. Спесь с него как-то вдруг слетела резко, когда он понял, что сейчас получит по репе. А у меня было настроение хорошее, отчего не помочь нуждающемуся человеку. Сколько у меня оставалось мелочи, взял я ему так, выгреб, в ладони вложил это. Он, конечно, был премного благодарен.

Мы пошли дальше, какое-то время молчали и тут я, как это в жизни редко бывает, услышал от Тропилло в свой адрес похвалу. Тропилло такой: "Да, честно говоря, я думал, что сейчас ты ему врежешь. А ты вот вдруг не то, что не дал человеку в зубы, а ещё и денег ему отсыпал. Вот это вот хороший поступок". Честно говоря, я даже удивился. А чего хороший? Обычный. "Нет, это не обычный даже поступок, ты просто пока ещё просто в силу своей молодости не понимаешь весь масштаб благородства, которое ты проявил". Думаю, ладно, и на том спасибо. Это, как в последствии жизнь показала, такую от Тропилло похвалу в свой адрес доводилось услышать где-то раз в года три, может быть, даже в пять. Вот так вот.

Практически одновременно с приездом Кинчева в Питер приехал и наш Рауткин. И тут просто завертелась в студии, можно сказать, карусель. Тропилло вообще работал, как робот. Что мы, что «Алиса» записывались одновременно, практически в одно и то же время. Вернее, в одни и те же дни. Мы спим – пишется «Алиса», «Алиса» спит – пишемся мы. А Тропилло всё это время сидит за пультом. Я даже не представляю, когда он тогда и отдыхал. В общем, он был тогда в состоянии некоего такого зомби.

Расшифровка:

В процессе записи студию, надо сказать, посещали разные люди. Я имею ввиду музыканты. Несколько раз заходил Борис Борисович проведать, как там дела. Естественно, он заходил по каким-то своим музыкальным делам, а студия функционировала круглосуточно. И в ней постоянно, помимо нашей записи, помимо записи «Алисы», которая тоже происходила полным ходом, постоянно ещё какие-то происходили действия. Так сказать, телодвижения, относительно записи других коллективов. Гребенщиков, мы с ним договорились, что гитару я всё-таки оставлю его до конца записи, мало ли в какой-то момент придётся чего-то переиграть, но он любезно опять-таки пошёл на встречу. Только так иногда проведывал: "Моё сокровище-то в целости?" Я ему говорил, что "всё в порядке, Борис, не переживай. Вот он, инструмент, берегу его пуще всего на свете".

Время от времени в студию врывался неукротимый, подобно урагану, Слава Задерий. Он тогда был супер популярный человек. Не надо говорить, основатель группы «Алиса», бас-гитарист. Но прямо скажем, сам процесс записи он не жаловал. Я имею ввиду сам процесс записи альбома «Энергия». И хоть и появлялся порой, налетит, пронесётся, как ураган, выдаст какую-нибудь такую информацию о том, откуда он только что примчался и куда он сейчас снова помчится, практически не интересуясь, собственно, записи альбома своей группы. Так же, как неожиданно прилетал, так же неожиданно и улетал. Что впоследствии, как мне кажется, сыграло как раз и для него такую нехорошую службу. Вот. То есть, такое поверхностное отношение, мне кажется, повлияло на то, что всё, что он сыграл, все партии баса в альбоме группы «Энергия» практически впоследствии были тщательно более продуманно, более грамотно и более технично сыграны тогдашним гитаристом группы Петром Самойловым. Я тоже присутствовал при этом процессе, когда они втроём: Самойлов, Кинчев и Тропилло решали, так "Что же нам делать с басом-то? Оставлять такой, какой есть?" А ведь он тянул всю запись уже к тому времени почти готовую назад. Решение, конечно, было видно, принималось непростое. Сперва Пётр переиграл одну песню. Бас в одной песне, потом во второй, потом в третьей и т.д. и т.п. Конец всей этой истории, я думаю, известен многим.

Именно тогда, в те дни и зародилась такая, не побоюсь этого слова, дружба между нашими коллективами. «Облачным краем» и «Алисой». Прежде всего, между мной и Костей Кинчевым. Тогда оказалось, что мы очень даже во многом похожи. Можно сказать, родственные души. Вот. И собственно, вот эти нормальные такие, хорошие, прекрасные отношения удалось пронести через все вот эти годы. А начало было именно тогда в те дни, в время совместной записи «Стремя и люди» с нашей стороны и «Энергии» «Алисы».

И именно в те дни, чем они ещё примечательны, так получилось, что познакомились мы практически со всеми основными рокерскими коллективами Петербурга, Ленинграда вернее. Ленинградского Рок-клуба. Которые впоследствии стали, не побоюсь сказать, классикой отечественного рока. У «Аквариума» и у «Странных игр» были взяты инструменты, что само по себе уже говорит о многом. С «Алисой» вообще практически круглосуточно находились вместе. Особенно с Костей Кинчевым, так как он так же, как и мы был человек не местный. Конечно, ему было, где переночевать, но он предпочитал после того, как его запись заканчивалась (его время), он студию не покидал, оставался там же. Отдыхал на том же самом месте, откуда поднимались мы и заступали на свой трудовой пост.

В то же время познакомились с «Телевизором», с «Зоопарком», с «Кино». «Кино», тоже так получилось, что иногда мы покидали всё-таки помещение студии – выходили подышать воздухом, за продуктами, за напитками и, естественно, заходили к нашему уже очень хорошему другу Лёшке Вишни, живущему неподалёку. И в один из разов зашли мы к нему, а у него намечалась, как сейчас говорят, вечеринка. Было заметно это по приготовлениям, по обилию всевозможных, так сказать, разносолов, которые имели место на столе, по напиткам, которые уже предусмотрительно были хлебосольным хозяином закуплены заранее. Естественно, мы тоже приняли участие в этом мероприятии. И через какое-то время после начала всей культурной программы раздался звонок в дверь. Алексей пошёл открывать. На пороге стоял Виктор Цой со своим барабанщиком Густавом.

Компания в тот вечер собралась просто великолепная. Практически все уже вышеперечисленные мной люди и вот ещё пришёл Виктор со своим соратником. Обстановка, конечно, непередаваемая. Никто ж тогда не знал, что ещё кого ждёт впереди, у кого будет какая судьба. Но всё равно в силу того, что каждый из себя представлял личность и личность все эти были незаурядные, поэтому было очень интересно. Разговоры касались абсолютно самых разных тем, перескакивали с одного на другое, с другого на третье. Общий характер вечера и русло такой общей беседы постоянно меняло направление, но, тем не менее, атмосфера была некоего единения, кое произошло именно на квартире у Лёши. И надо сказать, что квартира практически в тот момент уже была своего рода салоном музыкальным, где собирались передовые люди. Своего времени, я имею в виду. Передовые люди в музыкальном направлении работающим. В жанре неформальной, неофициальной музыкальной культуры. Которое, как государство старалось не замечать, но уже раз появившись, всё более и более завоёвывало право своё на существование и завладевало всё большим количеством юных умов. Молодых, так сказать, умов, населявших огромную нашу странищу – Советский Союзище.

На всех этих разносторонних бесед постоянно возникали всякие музыкальные моменты. А у Алексея всегда дома были музыкальные инструменты, причём довольно-таки неплохие. Даже по нынешним временам. Гитара переходила как Красное знамя из рук в руки. Музыка тоже не смолкала на протяжении всего вечера. И какие песни-то всё звучали! Никто ж тогда и не знал, что практически все присутствующие в будущем, можно сказать, легенды Русского рока.

Тогда, конечно, об этом никто и не думал. Тогда просто были люди, самозабвенно преданные своему делу, верящие в правоту этого дела. В непоколебимость. Естественно, в свою гениальность тоже, каждый не сомневался. Хотя это никто открыто не проявлял (народ-то был тактичный и умный), но всё равно каждый знал в себе цену. И это хорошо. Сейчас это очень приятно вспоминать. Это замечательное время.

Вообще, в то время могло показаться (а, может быть, так оно и было), что, как пел Кинчев в своей песне – действительно, Мы вместе! И тогда мы были вместе. Вместе были объединены одним таким большим общим делом. И самым важным, цементирующим и связующим, таким моментом всего этого была как раз именно студия Тропилло, где практически все собравшиеся в тот вечер у Вишни люди записывались именно в той памятной студии на Охте на улице Панфилова. В первой студии Андрея Тропилло, которая, не знаю… здание то когда-нибудь будет достойно того, чтобы там даже табличку повесили мемориальную.