Съёмки проходили 2.04.2019

Джоанна Стингрей: «Когда меня схватил КГБ, ни один русский не повернулся, они просто продолжали идти, будто ничего не случилось»

В гостях у Михаила Козырева американская певица, продюсер и писатель Джоанна Стингрей. В 1984 году она впервые оказалась России и влюбилась в эту страну. Большая часть ее жизни связана с Советским Союзом и Ленинградским рок-клубом. Она рассказала, как незаконно провозила через границу музыкальные инструменты для своих друзей-рокеров, впервые встретилась с Юрием Каспаряном и Виктором Цоем, оказалась на допросе в КГБ и о том, как знакомство с Борисом Гребенщиковым изменило всю ее жизнь.

Расшифровка (частичная):

Михаил Козырев: Я хорошо представляю, что после того, как книжку прочитают многие герои, кто-то будет не доволен. Я уже знаю одного человека, который это высказал. Это Андрей Макаревич. В книге есть эпизод, как Борис приглашает тебя на концерт «Машины времени», а «Машина времени». А «Машина времени» в этот момент стала официальной группой. И концерт, на котором ты слушала «Машину времени», очень отличался от рок-концертов в Ленинграде. Макаревич сказал, что не помнит этот концерт, и он не верит, что это происходило. Что это написано правда. Про струну, которая порвалась и 10 минут все ждали, когда её заменят.

Джоанна Стингрей: Это точно случилось. Я помню это точно. В книге нет ничего по поводу Макаревича и его музыки. Ты знаешь, в этом зале было много фанатов Макаревича, они любят эту группу. Это было понятно. Что я писала: что атмосфера по сравнению с Ленинградским рок-клубом, где они стоят, они кричат... Конечно, иногда человек говорил: "Сиди". Но вообще рок-клуб был очень сумасшедший. Слишком много людей. Нет места для сидения – они сидят на полу и везде. А на этом концерте Макаревича была атмосфера официального концерта. Поэтому все сидели. Это были больше люди с манерами. Они были сумасшедшие до музыки. Они аплодировали очень сильно, но они не были безбашенными. Вот то, что я написала. Более того, я писала, что вечером после концерта мы были в квартире Андрея. Я не знала его. Но я знала много музыкантов в Ленинграде. Когда я делала интервью, конечно, я сказала, что есть разница между официальной и неофициальной музыкой. И они все сказали: когда делаешь официально, есть закон – как ты можешь играть. До концерта они скажут: «Да, вот эту песню можешь делать, всё». Всё это уже по плану.

– Ты должен проверить каждый текст, каждое слово своей песни.

– Конечно. Поэтому я знала от ленинградских музыкантов и точно от Бориса, что Андрей один из музыкантов, как и Борис, – крёстный отец русского рока. Что он точно легенда. Но при этом мне сказали: «Он сейчас официальный». И, конечно, музыканты думают, что это плохо. Ты знаешь, свободное объединение... Когда ты неофициальный у тебя больше свободы делать то, что ты хочешь. Но я написала больше, чем просто про концерт. Про концерт я написала только по поводу атмосферы. Я не понимала текст, поэтому я не знала песен. Что было важнее: после концерта мы были на квартире. Я не знала русского. Но я сразу поняла: эти два человека ¬– очень близкие друзья. Да. Я сидела там, моя голова была на плече у Гребенщикова. Три часа они вдвоём говорили. Я чувствовала эту любовь между ними. И как Борис уважает Макаревича. И я видела, что это были две легенды. Поэтому, ты знаешь, место в истории у Макаревича – это точно один из самых значимых деятелей рок-н-ролла в России.

– Бесспорно.

– Конечно. Я это знаю. И все это знают. Ты знаешь, мы с ним ужинали два дня назад. И я сказала ему: «Ты знаешь, в первой книге очень мало о тебе, потому что о тебе будет во второй книге». Он хороший человек. Он был на рок-концерте «Гринпис» по моей просьбе. Что я ни попрошу – он делает, даже по поводу мусора. Сразу. Он очень хороший человек. Я сказала ему два дня назад: «Может какой-то кусочек тебе не очень нравится». Но это не было о нём, как о герое, как о музыканте. Вот и всё.