МОНАРХИЯ - МАТЬ ПОРЯДКА
Константин КИНЧЕВ: "Я в семье подкаблучник"
Группе "Алиса" недавно исполнилось 20 лет, Константину Кинчеву через месяц 45 будет. Кажется, все интервью уже розданы, все вопросы заданы... Ан нет, журналистам с Константином Евгеньевичем завсегда пообщаться интересно. Личность он не только культовая и легендарная, но и для пишущей братии не вполне понятная. Рок-музыкант, а не пьет, не "торчит", не дебоширит, в Бога верует... И любит Мэрилина Мэнсона. В песнях за мир ратует, но и против войны в Чечне не возражает. Хвалит президента и считает, что лучшим государственным строем для России была бы монархия. И живет - то ли в Питере, то ли в Москве.
- В Москве у вас семья и квартира, в Питере - группа и дом в деревне. Какой из городов вам роднее?
- У меня три места, которые я считаю своей Родиной. Москва - моя физическая Родина, которую я очень люблю. Санкт-Петербург - город моего личностного, профессионального становления: там я обрел группу, в которой играю уже двадцать лет и с которой не собираюсь расставаться. И город моего духовного становления - Иерусалим: место, где я некогда обрел веру.
- Что вас настолько в Иерусалиме потрясло?
- Мы пробыли там десять дней. И вот когда уже все дороги были пройдены, все камни, как любит говорить Шевчук, исцелованы, - в последнюю ночь перед отлетом домой я возвращался в гостиницу. Перемахнул через ограду и присел в Гефсиманском саду... И такие ощущения нахлынули, трепет сердечный ни с чем не сравнимый. Чувство, что легко можно было бы тут и умереть - ничего больше в жизни не нужно. Вернувшись из Иерусалима, я вскоре крестился, и тот поиск, в котором я метался всю жизнь по бешеной амплитуде, наконец обрел единственно верное направление.
- Вы ни разу в этом "направлении" не усомнились?
- Нет. Пока я жил вне Бога и слишком себя переоценивал, столько глупостей понаделал, за которые потом стыдно было.
- Есть вещи, которые не можете простить себе до сих пор?
- Знаете, человеку верующему, церковному в этом смысле несколько проще: у нас есть возможность исповедаться, покаяться и получить отпущение грехов. Главное - исповедоваться сердечно-трепетно: тогда больше содеянным не мучаешься. И, конечно, содеянного не повторять... Вот только не всегда это получается.
- Что для вас самый большой соблазн?
- Их очень много, сложно выделить... Но, наверное, это гордыня и тщеславие, моей профессии сопутствующие. И тут, конечно, на ум приходят строки Пастернака, которые очень мне в борьбе с ними помогают: "Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех".
- Ваши внутренние перемены отразились и в творчестве "Алисы".
- Естественно. Ведь в песнях я самовыражаюсь. Если сравнить наши первые альбомы и, скажем, вышедший совсем недавно "Сейчас позднее, чем ты думаешь" - разница, конечно, очень большая. Из песен ушла чрезмерная метафоричность, я стал яснее выражать свои мысли. Хотя образный ряд в принципе остался прежним.
- Среди ваших старых песен есть те, за которые вам теперь неловко и которые вы поэтому не исполняете?
- Есть песни, которые я больше не пою - просто потому, что не хочу этого делать. Например, "Все это рок-н-ролл". Она, конечно, неплохая, но мне уже неинтересна и совсем не греет.
- А вот, скажем, "Театр теней", который уж очень сильно напоминает "Kyoto Song" Тhe Cure?
- Да, не совладал с соблазном: композиция Cure настолько меня увлекла, что на эту тему написалась песня. На ту же мелодию, ту же гармонию, но - с развитием отступил я потом от темы-то, понесло меня. И я себя за это не корю, потому что честно подошел к вопросу авторства, указал на альбоме: автор музыки и слов - The Cure и К.К.
- За двадцать лет существования "Алиса" прошла большой эволюционный путь: от язычества до христианства, от анархии до монархии.
- Да уж, взрослеем мы, взрослеем.
- А вот ваши поклонники - нет. Главными вашими почитателями по-прежнему остаются подростки. Почему ваши песни не цепляют людей более зрелых? Чем вы это для себя объясняете?
- Не знаю... Возможно, дело в том, что юношеству свойственно искать искренность и честность. И они - ох, опять, видно, придется мне хвастаться - находят это в моих песнях.
- А нет ощущения, что они вас не слышат, а...
- ...просто "гасятся" на моих концертах? Эти претензии мне предъявляют столько лет, сколько я в составе "Алисы" выступаю. Действительно, концерт - это действие, там зачастую и слов не разобрать. Другое дело, что, если это зрелище человека увлекает, он потом пойдет, купит диск - и будет слушать и музыку, и тексты.
- Вы всегда подчеркиваете, что армия "Алисы" - не фанаты, а ваши единомышленники. Но ведь они носят футболки с вашим портретом. Согласитесь, есть в этом некий момент "сотворения себе кумира".
- Наверное, есть. Хотя прежде всего это атрибутика, антураж... Во всяком случае, мне бы хотелось так думать, быть не кумиром, а единомышленником. В идеале - единоверцем. И есть у меня такое ощущение, что люди, которые приходят на концерты "Алисы", разделяют мои взгляды, мою жизненную позицию.
- При том, какую любовь питают к вам поклонники и как они заводятся на ваших концертах, наверное, были ситуации, когда вы чувствовали, что еще чуть-чуть - и вас просто разорвут?
- Да нет... Нет. То, что алисоманы - стая озверевших подростков, это журналисты придумали. Я и в метро спокойно езжу... А что касается концертов - самому не надо публику провоцировать. Вот я однажды, году в 85-м, во время концерта в каком-то ДК, в зрительный зал прыгнул. С трудом выбрался на второй песне и понял, что больше так делать не стоит.
- Кинчев образца середины 80-х - начала 90-х вообще был богат на провокации. Могли, например, себе позволить прийти на телеэфир в футболочке с надписью "Fuck Off".
- Ой, да какая это была провокация? Пощечина общественному вкусу. Этим в той или иной степени все творческие люди грешат. Тем более в том возрасте, в котором я был тогда. Вот в 45 лет такую маечку уже вряд ли наденешь.
- То есть теперь уже не похулиганить?
- Все зависит от ситуации. Когда хамят в открытую, можно и сорваться. Вообще перед хамством я чувствую себя беспомощным: ударить нельзя... Я стараюсь придерживаться постулата: прощать врагов своих, одолевать врагов Отечества, гнушаться врагов Божьих. Врагам своим стараюсь прощать, просто не замечать их.
- И вам всегда это удается?
- Да нет, ну бывали у меня, конечно, срывы, и не один раз... Постойте, так вы хотите спросить, когда я кому в последний раз лицо набил? (Смеется.) Не знаю, не помню.
- Вы известный пацифист, это "читается" и в ваших песнях...
- Знаете, я горячий противник войны, но - сторонник сильной армии, которая, возвращаясь к уже процитированному мною емкому постулату, могла бы одолевать врагов Отечества. Я считаю, что служба в армии - обязанность действительно почетная.
- Интересно. А сами когда-то от армии откосили...
- Очень уж я себя тогда превозносил, считал: есть у меня дела поважнее. А ответственности не имел ни малейшей. Вот было бы мне сейчас семнадцать, я бы, наверное, служить пошел.
- После начала войны в Чечне вы вернули медаль "Защитнику Белого дома", полученную после известных событий 91-го года. Сейчас ваше отношение к ситуации не изменилось?
- Я по-прежнему считаю, что начало военных действий в Чечне - это преступление, за которое, увы, так никто и не понес наказания. Тогда все еще можно было уладить полюбовно. А сейчас ситуация изменилась. В нее вклинился международный терроризм, о чем не устает повторять наш президент. Честь ему и хвала, он подхватил Россию в момент полного раздрая, еще чуть-чуть - и наша Родина развалилась бы на множество малюсеньких суверенных государств.
- Тем не менее вы считаете, что лучшим государственным строем для России была бы монархия?
- Да. На протяжении веков этот строй делал Россию великой и сильной. Самодержавие основано на православном вероисповедании. Православная церковь воспитывает каждого человека в ответственности за свои поступки. Монарха - тем паче: в ответственности за свою паству, за свой народ. Этому с детства учат. Не то что назначили человека на четыре года (нашего нынешнего президента я в пример не беру) - и он, как правило, за этот срок успевает только себе всего нагрести. Потом приходит следующий - у него тоже аппетиты большие...
- Вы не раз говорили, что не просто принимаете православие, но и Церковь, ее Устав, у вас есть духовный наставник.
- Да, это правда.
- Слушаетесь его беспрекословно? Могли бы, например, отменить концерт, если бы ваш духовник на этом настаивал?
- Да я с ним по таким мелочам как-то даже и не советуюсь. Обсуждаю вопросы более важные, какие-то генеральные шаги. Но, думаю, если бы он запретил мне выступать - раз уж я доверился этому человеку, назвал его своим духовным отцом, - я бы отказался от концертов. Только в жизни все иначе происходит. Мой духовник просит меня, чтобы я пригласил его на свой концерт. Церковь к тому, что я делаю, относится благосклонно.
- А к тому, что вы Мэрилина Мэнсона слушаете? Как к этому относится ваш духовник? Или вы с ним по таким мелочам не советуетесь?
- Нет. А зачем? Я уверен, что если послушаю Мэнсона, мне это не повредит. Тем более что слов я не понимаю, потому что не знаю английского языка. У Мэнсона мне по сердцу драйв, музыка.
- Вы всегда мне казались человеком жестким, авторитарным. Было ощущение, что в семье у вас домострой царит.
- Теперь, когда вы побывали у меня дома, ощущения те же?
- Нет. Но, может быть, первое впечатление обманчиво.
- Ага, только вы за дверь - я детей на колени на горох...
- Ну, конечно, не на горох. Но слово ваше для всех в семье закон. И жена Саша ваших решений не оспаривает.
- Я вас, наверное, сейчас огорчу сильно, но я в семье скорее подкаблучник. Мы с Сашей венчаны. А таинство Венчания смирению учит. Ты начинаешь ради другого человека свои амбиции, свое "я" умалять, супруга - тоже. И возникает гармония.
- Так, может, у вас в семье дочки верховодят?
- Что касается дочек - к ремню, конечно, приходится прибегать время от времени. Стараюсь делать это как можно реже. Хотя вообще ремень - штука хорошая. Вот взрываешься ты по поводу какого-то детского поступка, пока ремень ищешь - уже и остыл. И только пару-тройку раз в чисто воспитательных целях шлепнул.
- В последний раз кому и за что ремнем попало?
- Не помню - дело было давно. Но в основном девчонки получают за вранье. Вранье - вещь нехорошая.
- У вас две дочки - Маша и Вера - и сын Женя...
- С сыном, к сожалению, я не так часто вижусь, он живет в другой семье. Хотя тоже здесь, в Москве.
- Кем бы вы хотели видеть их в будущем? В плане профессии?
- Главное, чтоб хорошими людьми выросли.
- Так все родители говорят. А потом добавляют: только чтоб не инженером - они получают мало, и не артистом - это очень тяжело...
- Вот это родительская ошибка - самим решать судьбу ребенка. Ведь главное - не то, чтобы легко и денежно, а чтоб профессия человека отвечала его призванию. Увы, это редкая гармония.
- Старшая дочка Маша у вас в этом году школу заканчивает...
- И собирается поступать в ГИТИС. На театроведческий факультет. На актерский не хотим, и слава Богу.
В кухню заходит Маша: - Ну почему же "не хотим"? Мы не можем.
Кинчев: Вот! Нет способностей. Но есть самооценка. Это хорошо. А не очень хорошо то, что Маша у нас по театрам ходит, но ничего не рецензирует. А для того, чтобы стать хорошим театральным критиком - я и ей это все время говорю, - надо очень много работать.
- Младшая дочка Вера у вас чем увлечена?
- Домброй. Хотя не увлечена она ей, конечно, совершенно. Но играет.
- Это чья ж была идея? Ее собственная?
- Идея Веры была пойти в музыкальную школу, а что касается домбры - это уже я ей порекомендовал. Поскольку игра на этом музыкальном инструменте очень хорошо развивает правую руку. И если когда-нибудь потом она захочет играть на гитаре в стиле хэви-метал, это у нее получится легко и быстро.
- Так вот к чему вы ее готовите... Вера-то сама в курсе?
- Не знаю. Во всяком случае, рок-музыка ей по сердцу. Она лет с двух, как и Маша, кстати, на концерты "Алисы" ходит. Снимается в наших клипах. И все это ей очень интересно.
- Вы творчески самовыражаетесь в своих песнях. А Саша? Ведь она тоже личность творческая: работала журналисткой в "Пост-музыкальных новостях" ТВ 6, писала для журналов...
- Она и сейчас пишет, но пока в стол. Является пресс-атташе нашей группы, помогает клипы монтировать... Вообще Саша - кладезь талантов. Вот дизайн этой квартиры, обстановка - тоже ее рук дело. Золотые руки, золотая голова, золотое сердце. И вдобавок красавица.
- Ну, повезло вам с женой, клад просто!
- Да, клад. Без всякого ерничанья. Я ни на йоту сердцем не кривлю.
- Ее устраивает ситуация: быть при муже и сидеть с детьми?
- Нет, конечно. Время от времени она начинает хандрить, плохое настроение, депрессия. А идет работать - тоже надоедает.
- То есть это не ваше решение: "бросай работу, возвращайся в семью, ты здесь нужнее"?
- Нет. Хотя дома Саша нужна, конечно. И сама она это понимает: дом без нее просто рушится.
- У вас ни няни, ни домработницы?
- Нет, все Саша... А потом, вот идет Саша на работу - сначала ей там нравится, она заводится... Но начинает общаться с редакторами - и это очень тяжело, когда ты личность более масштабная, чем твой редактор, а так зачастую и получается.
- А может быть, это просто гордыня?
- Скорее констатация факта. Саша пишет прекрасно - практически в набоковском стиле.
- Вы мало времени проводите вместе - что это за семья?
- Моя семья. И я не могу представить себе другую. Семья - это не совместное проживание нескольких человек. Это чувство, что вы - единый организм, все равно что голова, руки, сердце... Когда любовь связывает вас воедино, все прочее - пустяки.
МАРИНА ЛИСАКОВА
МК-Бульвар от 01.12.2003
