Расшифровка:

 

Павел Кондратенко: Ребята, Привет!

 

- Здравствуйте!

 

- Добрый вечер!

 

Павел Кондратенко: Какие вы все помолодевшие, в отличие от меня.

 

- Это так кажется!

 

Павел Кондратенко: А в каком ракурсе поведём беседу? В виде беседы или в виде допроса?

 

- В виде расспроса!

 

Павел Кондратенко: Расспрос – хорошее слово. Ну, давайте. Начнём.

 

- Как Вам Кинчев с первого раза показался?

 

Павел Кондратенко: Нормально показался. Вот как ты. Хороший парень сидел, весёлый.

 

- Всех интересует, как Вы пришли в музыку.

 

Павел Кондратенко: Как я пришёл в музыку? Расскажу. Нормальный вопрос. Музыка была хорошая. Вчера посмотрел офигенный ролик, потом расскажу кого. Оказывается, уже клипы были в 1968 году. И даже клипы были почти стрип-клипы. Вчера я такой клип нарыл в И-нете. Попозже расскажу. А ты спросил меня, как я пришёл сюда. Я был гопником. А все гопниками были. Кинчев тоже был гопником. Это сейчас он эстет, а раньше был гопником. Как началось всё? До Кинчева как началось? Ладно, давайте издалека пойдём. Это, наверное, нигде не написано. Пробел есть. Чего-то про Алису написано, что она из двух коллективов собралась из таких-то из сяких-то. А на самом деле это где-то отчасти. Господин Бурлака (писатель такой) сейчас меня подправит. Значит, дело было так. Если ты спрашиваешь, как я пришёл в музыку, то это долгая история. Я играл с 10 лет. Начал я со свадеб. Чисто кабацкий музыкант. И зарабатывал в 4 классе уже где-то 50 рублей в месяц. Но я таскал уже в 13 лет большую органолу, играл "July Morning" группы "Uriah Heep" и меня спалили на свадьбе. Мать вызывали на педсовет, потому что на свадьбе завуч дочку выдавала. Я когда это всё увидел, я за колонку спрятался. Там были колонки в то время здоровые, могучие. Короче, я стал играть такой. Всё нормально. И я уже почти продержался. Практически до конца. Все забухали там, захмелели. Всё круто. Нормально. Но этот "July Morning" вонючий. Опять эта модная песня. У неё вступление долгое. Я играю-играю-играю ля-ля-ля-ля-там-ля-ля-ля. И вдруг я глаз открываю, у меня руки проваливаются. Ни фига нету органолы. Короче, я смотрю. Раньше тётеньки носили кримпленовые платья. Я смотрю. Тётенька метра под 2 ростом, килограмм под 150 такая. Её мини-морячок в форме тянет вместе с моей органолой. Я – хвать-хвать, хвать-хвать. Короче, он тётеньку взял, развернулся. Органола – бабах – в витрину, короче. И разбило всё. Стекло посыпалось. Оторвало кусок кримплена, кусок органолы. Я стал доигрывать. Завуч сказала: "Ну, сука, Кондратенко, завтра я вызову Мать!"

 

- Аплодисменты.

 

Павел Кондратенко: Так что я начал издалека, с детства играть. Потом город Ломоносов – он был на отшибе, и там танцы были самые крутые в тот момент. Приезжали все. И «Мифы», и «Россияне» – все переиграли. И так как я был молодой, у нас была своя гоп-команда, всё по группировкам делилось. Танцы были шаловливые. Один раз, помню, пришли два негра. В первый раз люди вообще негра увидели. Не просто пришли. Они учились в университете рядом. Пришли и стали ещё к девчонкам приставать. Они не поняли, где оказались. Сняли двух девчонок. Негры – физик и математик. Круто. Группировки между собой собрались и давай решать, кто дюлей будет давать неграм. Долго решали. Нижняя группировка, верхняя, петродворцовая группировка. Такая стрелка в туалете. Короче, пока решали, негры с девками уехали. И все друг другу по башке настучали. Такие истории были… поэтому тяга к музыке была, потому что каждую субботу ещё с детства танцы. Естественно, не к музыке кабацкой, а к рок-музыке. Магнитофоны, 25-я перезапись, группа "Christie"…

 

- Павлик, расскажи. Первый концерт Алисы где вы отыграли?

 

Павел Кондратенко: Ой, это мега была история. Дойдём до неё.

 

- А есть какая-нибудь композиция, которая Вам никогда не надоест?

 

Павел Кондратенко: Ты знаешь, я столько лет уже ничего не играл. Но хочу на самом деле. Всё никак не сесть за рояль. Не-не-не не сегодня! Стоп-стоп. Так не договаривались. Я не готов. Следующая встреча. Я приду со своим Шатлом, и мы сыграем. Отвечаю.

 

- Есть ли композиция, которая Вам никогда не надоедала?

 

Павел Кондратенко: Есть такая композиция. Я эту композицию придумал давно. Она потом попала в Алису. Она старая композиция достаточно. Это «Воздух». Это моя одна из любимых вещей, которую давно ещё сделал. Потом Кинчеву показал. Кинчев на неё… сделали чего-то такое.

 

- А из мировых классиков?

 

Павел Кондратенко: Вы знаете, я раньше любил играть много разной музыки. Когда пальцы стояли, руки стояли. Музыка не Кости Кинчева совершенно. Если Костя любил "Black Sabbath", то я любил "King Crimson" или " Peter Gabriel" – это мои любимые на тот момент группы.

 

- А как часто Вам приходилось спорить с Константином Евгеньевичем?

 

Павел Кондратенко: А всё время. До утра.

 

- Но он же тиран.

 

Павел Кондратенко: Это он сейчас тиран. Тогда не был. Спорить можно было тогда. Доказывать. Иногда в морду давать друг другу.

 

- Расскажите про Ваш первый выезд за Алису.

 

Павел Кондратенко: Мой первый выезд? Хорошо. Как я в первый раз приехал на Алису. Рассказываю. На самом деле у нас первый концерт был в Выборге. Никто об этом ничего не знает, потому что когда Костя пришёл в Алису, группа уже была сформирована как два года почти. Были разные названия: "Магия", "Дафна" какая-то. Я даже не знал, что мы назывались "Дафна". Кто-то пишет чего-то, а на самом деле всё было просто. Были одни раздолбаи – это Слава Задерий и его группа "Хрустальный шар" и были вторые раздолбаи – "Демокритов колодец". Я, кстати, не играл в этой группе, потому что я её продюсировал. Железнодорожную группу так немножко приподнять же надо. Я же сам железнодорожный закончил ЛИИЖТ. Опять по шпалам. И тут подходит Славка как-то. Мы тусили, я в рок-клуб как-то приехал в субботу. Он говорит: "У меня всё рассыпалось". Я говорю: "Что случилось? У моих тоже сыпется". Потому что всех по распределению забирают куда-то на три года работать. А в этом "Демокритовом колодце" вообще всё было весело. Витя Салтыков пел ("Электроклуб"). Он не пел, а подпевал. А пел грузин. Витя подпевал грузину Боджгуа Тимуру Теймуразе. А Тимур на полторы октавы пищал выше, чем сам Меркьюри. И он был квинт. Шатл то за пианино хватался, то за гитару. Там был басист из "Песняров", а барабанщик от Софии Ротару. Такая вот профессиональная ритм-секция. Басист учился на строителя железнодорожного, с кувалдой ходил, чтобы в армию не забрали. Барабанщик работал в столовой поваром. Напротив общага была, и они там репетировали. Барабанщик, бывает, забудет, и в этом своём колпаке замочит, потом дальше пойдёт редиску крошить. Нормально отдыхали. И вот Слава. Я подхожу к образованию группы. Ведь это никто не знает особенно, как всё было. Вот Слава Задерий подходит ко мне: "У меня тут всё падает". "А что случилось?", - говорю. А у него мега-группа была. Она популярная была. "Хрустальный шар" была такая пафосная команда. Жёсткий хард такой, кайфовый.

 

- А сколько они играли?

 

Павел Кондратенко: Они играли фиг знает сколько, я за ними особо не следил. Это был 82-83. Там были сейшены, народ вязали. Иногда играешь, иногда и не играешь, потому что вяжут. Вроде и купил билет, а тебя повязали и в ментуру отправили. Всё. Короче, подходит Слава и говорит: "У меня катастрофа". Я говорю: "Чего у тебя случилось?". "Группа сыпется". "Как? Почему? Вы же на гребне". Он говорит: "Кролик выезжает куда-то в Израиль". Это вокалист. Кролик русский такой, нормальный парень. Но Кролик почему-то решил сдристнуть в Израиль. Не знаю почему. Ему там покатило. Дальше у них был гитарист. У него кличка была Вова Кровавый. Почему Кровавый? Они репетировали где-то на дому и спустились с Кровавым вниз, и захотели испугать Кролика. Кролик шёл сзади, спускался за ними по подъезду. Они встали вдвоём со Славкой и ждут Кролика. Дверь открывается, они: "А!!" А это бабка вышла вместо Кролика. У бабки случился инфаркт. Она лет под 90. И она умерла. Разрыв сердца у бабки. После этого гитарист Вова стал Кровавым. И когда он стал Кровавым, у него крыша потекла. Он не захотел играть больше на гитаре, а он играл там круто, и решил стать слесарем. Тогда модно было быть слесарем, передовик производства. И Славка подходит ко мне: "Слушай, вот у тебя там все на распределение. Один Шатл остаётся. А у меня Мишка Нефёдов. Давай, Павлик, придумаем что-нибудь". Я говорю: "Давай на следующей неделе встретимся тогда и переговорим". Я Шатла подтянул. Мы сели в рок-клубе, зашли куда-то взяли пива. Это была суббота часов 12-13 дня. Слава говорит: "Чего, пора бы устроить первую репетицию". Сразу. Моментально. Тогда было всё просто. Мы пришли к Славке домой на Петроградку. Он вытащил гитару. Клавиш у меня не было. Я стал играть на губах. Слава стал на чём-то играть. Мы послушали несколько каких-то альбомов. "В каком стиле мы будем играть?". "Ну, давайте начнём немножко Кинг Кримсона", - как сказал Слава. Она тогда модной была группа. И у нас так жёстко сразу всё пошло, резко. Но не тут-то было. Сверху соседка сказала не мешать спать какому-то маленькому ребёнку. Потом, это была лучшая подруга Алисы, но тогда она первая нас сдала. Менты. То есть, репетиция закончилась сразу. Внизу был опорный пункт милиции. Нас сразу повязали. Это первая репетиция так произошла. А Мишка ещё с нами был. Он всего лишь играл на погремушках. Вот так всё в общем-то началось. Потом мы сняли точку и искали вокалиста первого. У нас первый вокалист был Эльтиков. Может быть, слышали такую песню "Зуб болит"? Такой неожиданный парень. Надо видеть его. Я не хочу ничего рассказывать. Такой городской сумасшедший. Но у него там все такие были. Я вам расскажу, как мы с Кино познакомились потом. Это отдельная история. Мы с ним недолго порепетировали, после этого попрощались. Опять долго искали. Нашли Борю. Боря маленький был у нас саксофонист и Слава всем клички какие-то давал. Всё экспериментировал с названием. Короче Боря вокалист проходил у нас под кличкой Боря Мудомист. Почему – не знаю. Это всё о том, как образовалась группа. Это ещё давно до Кинчева за два года.

 

- А Кинчев-то почему?

 

Павел Кондратенко: Вопрос о Кинчеве отдельно стоит. Я книжку хочу написать. Если расскажу сейчас всё, то уже не интересно будет читать. Очень прикольная история, как мы с ним вообще познакомились. Это нигде не пишется, нигде не указывается. Я думаю, он сам не хочет, чтобы это писалось.

 

- Это не важно, чего он хочет. Он – историческая личность.

 

Павел Кондратенко: Да-да-да. Поэтому, ребята, это надо писать в книжке.

 

- Хотя бы, откуда вы его взяли вообще?

 

Павел Кондратенко: Из Москвы.

 

- А как?

 

Павел Кондратенко: Мороженое поехали есть в Москву со Славиком Задерием. Идём и смотрим чувак двигается навстречу тоже с мороженым. Нет, это целая история на самом деле. У Кинчева жена первая… Она живёт в Москве, у неё бабушка живёт на Ваське… Она подруга Ады Заблудовской. Они вместе учились в Театральном институте. А Заблудовский Андрюша, естественно, тоже с ним дружил, с Костей. И когда мы в очередной раз стали искать вокалиста, он посоветовал: "Послушайте парня, у нас есть приятель, он неплохие песни пишет. Послушайте". А мы в то время были уже не то, что номер один, но мы плотная команда была, и мы зал уже собирали нормально. То есть, мы устоявшийся коллектив был достаточно. И нам посоветовали просто "секретчики" с ним познакомиться настоятельно – Фома и Забл. Вот. И мы туда поехали на прослушивание. Потом еле оттуда убежали, потому что там повязалово было в этой квартире. Жена была на юге, а Костя устроил там мега-прикол хороший. Человек отдыхал. И нас там чуть не повязали. Мы сели в поезд. Слава вообще в первый раз приехал в Москву. Москва раньше была, как сейчас, наверное, Нью-Йорк. В Москве была своя жизнь, никто ничего не знал, что происходит в Москве. "Машину времени", допустим, знали, а там ещё какие-то люди – да и фиг то с ним. У нас своя была культура. Это потом уже, буквально в 1985 году, всё понеслось. "Звуки Му", "Бригада С". А до этого вообще никто ничего не знал, кто такие.

 

- А можно рассказать про Таллин 1987 года?

 

Павел Кондратенко: Тебе это интересно? Вопрос был про первый концерт. Сейчас дойдём до Таллина. Правильно, да? Короче, это было так. Нас пригласили какого-то хрена, я даже не понял зачем, в Выборг играть на какой-то симпозиум комсомольский. Мы не знали даже, что это симпозиум, и комсомольский. Так как, Слава Задерий работал в студии ВДМ, а это комсомольская точка была, к нему, видимо, кто-то подошёл и сказал: "Служи". А мы даже и не знали. Приезжаем, кабак там есть "Шайба" такой. В этом ресторане они посидели. Мы стали играть. Слава говорит: "Хорошо, первый раз для комсомольцев. Второй раз ¬¬– для народа" и решил сделать, чтобы билеты продавали. В Выборге чувак нашёлся, Бурлака мне потом подскажет, я всех забываю. Короче, второй концерт был уже реально сейшен. На том же месте на следующий день. Концерт был такой: мы выходим – сидят комсюки. Они сидят, у них сукно, столы такие, жрут оливье, им ещё принесли пюрешку с отбивнушкой. И смотрят такие. А-а-а! Чего-то там забегали, запрыгали, заскакали. А сцена, Слава пришёл: "Это фиговая сцена, нам на балконе". И мы на балконе. Подняли аппарат. Там балкончик такой есть и оттуда сыграли всё. А играли то, что сейчас, может, никто и не знает. Это первый состав Алисы, ещё не Костины песни. Задеревские песни. Мы настолько там комсомольцев вздёрнули, что комсомольцы побросали все свои пирожки, стали танцевать, кричать. Этот слух пошёл, что Алиса вставила комсюков. Вместо того чтобы с комсомольскими значками сидеть чинно и жрать, они высыпали и тут дискотека плохая состоялась. И после этого (они в гостинице «Дружба» жили) ещё всё это закончилось walk-ой и сексом. Комсомольцы, в общем, оттянулись хорошо. На второй день (какая-то почта голубиная) Миша Нефёдов и я пошли почему-то встречать какую-то комиссию, насколько я знаю. Меня Бурлака подправит, он куда-то ушёл. Он всё знает. Приехал Коля Михайлов – президент Рок-клуба. Его тоже выцепили и пригнали сюда, что там Алиса вытворяет в Выборге. Вот. Мы приходим, а уже другие приехали комсомольцы послушать почему те комсомольцы так поднялись и так зажгли. И теперь верхний эшелон приехали. Приходим в зал – опять также сукно, зрители за столиками, сбоку опять накрыли, опять какие-то бумажки положили, ручки. Опять жюри какое-то непонятное. Только те, кто уже вчера был, они уже за тортом. И тут смешались люди. Короче, толпа пришла, хлопнули там. И приехали выборгские пацаны, и пришли финские баскетболистки или лыжницы. Короче, все возбудились. Тётки сразу стали прыгать на балкон, хватать Славку и сняли с него штаны, стянули. Короче, там панк полный. Выборг был весёлый. Это первая гастроль. После Выборга нас сразу запретили на полгода. 1983 год.

 

- По Вашему мнению, в чём "фишка" Кинчева?

 

Павел Кондратенко: Если серьёзно, я думаю, естественно, он – очень талантливый парень со своей подачей, со своей харизмой. Скажем так, где-то правильная подача. Так я представляю его себе, как героя. Но на самом деле, когда мы с ним познакомились. Потом на репетициях. Мы сами не ожидали, что он может так выйти и взять зал. Потому что несколько в общении другой был человек. Даже на репетициях, когда мы эту программу первую готовили. Мы подготовили её очень быстро. Потому что, когда мы убежали с этого вязалова в агусте-сентябре. Помнится, в этом году «Зенит» как раз стал чемпионом. 1984 год. Приехали и как раз играл «Спартак» и «Зенит» во время этого бухыча, когда мы его прослушивали. Костю. У него дома. Мы созвонились, он сказал: «Приезжаете, послушаете». Это был юго-запад. Это всё было в Москве. Мы к нему поехали в Москву. Не он к нам приехал, а мы в Москву поехали. И мы его так и не послушали, потому что он нажрался и, в принципе, на этом всё закончилось. Он мычал, играл на одной струне и на одной ноте. Мы вышли. Слава сказал: "Я приеду в Питер, по башке дам Фоменко и Заблу за то, что у меня время отняли". Типа "Куда мы приехали? К кому? Чего, вы тут совсем с ума сошли?!" И прошло где-то примерно полгода. Мы забыли уже о нём. Мы готовимся к рок-фестивалю. Всё нормально. Мы репетировали в кораблестроительном институте. Там был актовый зальчик в подвале. И мы такие зарепетировали, и вдруг такой стук в дверь. Такой заходит потихоньку человек. Чего-то смутно где-то я его видел давно. А это Костя. Он такой приходит с гитарой. Но он знал, когда мы репетируем, где мы репетируем. Мы не говорили ему ничего. Опять, может быть, через «Секрет» или как, я не знаю. И он говорит: "Ребята, извините меня за то, что я тогда был в таком состоянии". "Да, всё житейское", ¬– я ему сам говорю. Говорит: "Давайте ещё раз попробуем". Славка говорит, типа, чего пробовать, тут итак всё понятно. Я говорю: "А чего ты будешь играть-то?" Он говорит: "Тут у меня есть свои песни. Давайте я вам поиграю." "Так ты нам играл уже эти песни. Чего-то они какие-то левые у тебя песни." Как есть, так и говорю. Потом все пацаны всё равно говорят: "Ну, пусть сыграет". Ладно. Хорошо. Репетиция всё равно сегодня. И он чего-то стал играть там. Несколько вещей. Кто-то говорит: "Слушай, ты нам их не играй. Ты напой. Мы сейчас запишем всё. Ты езжай в Москву, через две недели приедешь и мы отдадим это тебе. Мы материал посмотрим". За две недели мы сделали альбом «Энергия». То, что вы все слышали. Первый альбом Алисы, в принципе, сделан за две недели был. То есть, он доверился нам, мы доверились ему. В общем-то, получился хороший, мне кажется, не плохой материал получился. Та же песня «Экспериментатор» была на одной ноте как-то у него сделана. А у меня модная нью вейв. И раз, всех положили. Вообще в копейку вошло. Он приезжает: "Павлик, ну ты крут". Вот так вот получилось.

 

- Павел, ты участвовал до Алисы в каких-нибудь альбомах?

 

Павел Кондратенко: Я тебе говорю, что я участвовал… Тогда альбомы никто не выпускал. Я играл в Пикнике, я играл…

 

- Это когда с Задерием Вы играли.

 

Павел Кондратенко: А есть такой альбом – «Кривозеркалье» называется. Но это не альбом. Это просто в коридоре вынесенный пульт и зачем-то записанный. И когда Славка это выложил в народ, я его ругал: "Ты зачем это делаешь? Это даже не демо-запись". Это какая-то репетиция. Там ни баланса нету, ни голоса. Ничего там нету. Короче, какофония идёт. Я вчера на видео натолкнулся небезызвестной группы, была мега-популярная, даже номер один была в 80-е годы в Питере, «Россияне». Вот у них примерно то же самое, такой же саунд, когда они едут в поезде, бухают, и подкладка такая же идёт. Потому что аппарата не было. Студию-то увидели у Тропилло, по большому счёту.

 

- А чем была для Вас Алиса?

 

Павел Кондратенко: Алиса – это, в принципе, промежуток жизни самый такой светлый, самый лучший. Спасибо Господу Богу, что он нас свёл. Как-то так всё случилось, моглы быть, может быть, по-другому. Потому что группа Алиса в том варианте, в котором она должна была быть, она не долго была. Самый первый состав. Буквально несколько месяцев. Потом то один отходил, то другой выходил. Состав дробился, Костя с Петей оставался, мы Люду Колод взяли. Это джазовая певица. Она сейчас не знаю где. Может, Бурлака знает. Но вообще, в Америке. Уехала в Америку и пела в оркестре Гленна Миллера. Очень талантливая певица. И даже Шатл с ней стал жить, как с женщиной. И пели песни. Немножко написал, но слава Богу, что они не засвечены. Там такой же примерно саунд, как и в этом «Кривозеркалье». Потом мы столкнулись в Таллине, когда разошлись…

 

- А в «Переступить черту» тебя не было?

 

Павел Кондратенко: Я был там. Я там главный! Ты чего не видел, как я там за бухлом бежал? Там Кинчев на массовке. Я там главный. Ты чё? Я вообще должен быть киноактёром. Зачем я в эту музыку пошёл?

 

- Почему Вас выбрали?

 

Павел Кондратенко: Потому что косую чёлку увидели мою и сказали: "Вот эти будут играть". Ни Кинчева, ни Славы – ни фига. У меня просто хаер такой резкий, и штаны такие "паруса". Ты меня с мысли сбил. О чём вопрос был? Амнезия лёгкая прошла. Про Таллин. И вот поехало два состава в Таллин. В Таллин поехали Шатл, Задерий, я, Мишка Нефёдов и джазовая певица, но она не джаз пела, а нью вейв. Мы та думали, какой имидж ей сделать. Взяли и нарядили её уборщицей, и выпустили на сцену в халате таком совдеповском. И так прокатило. Синего цвета. Были такие кайфовые халаты. Прокатило нормально. А Кинчев с Петькой, они акустику пели. Мы даже не знали, что они там тоже будут играть. И они не знали. А эти суки эстонцы, они нас взяли и отменили. Чудная такая поездка оказалась, что в этот же день играет где-то СашБаш. В этот же день играет Цой там же, в Таллине. И мы все встречаемся в номере гостиницы. И вот тогда Костик подошёл ко мне и говорит: "Паша, ты знаешь, но не прёт у меня, давайте мириться, давайте снова начнём что-то делать". Вот он мне это сказал. Я говорю: "Хорошо". Вот опять как бы команда собралась. Потому что она развалилась сразу после фестиваля, который был в 1985 году.

 

- А за новым творчеством Алисы Вы следите?

 

Павел Кондратенко: Нет. Не слежу. А знаете почему?

 

- А на каком альбоме перестали?

 

Павел Кондратенко: Когда ушёл. Ну, я слышал по телевизору какие-то вещи. Мне, честно говоря…

 

- С Костей не встречаетесь?

 

Павел Кондратенко: Нет. Я с Костей в хороших отношениях. Мы созваниваемся. Ну, я там не участвую, чего мне слушать-то?

 

- Сыграйте что-нибудь, пожалуйста.

 

Павел Кондратенко: Я давно не играл. На этой сцене мы, кстати, года три назад сыграли втроём. Был день памяти Славы Задерия. Его песни спели, три или четыре песни. У Славы, если разобраться, хитов немерено. Давайте я пообещаю вам сейчас не играть, а сделать альбом. Я хочу его сделать. И вы послушаете. На самом деле я ещё лет 5-6 назад баловался, играл. У меня 5 песен есть. Когда я уходил из Алисы… В следующий раз я сыграю с Андрюхой для вас. Почему бы и нет. У нас хороший процесс. Мы друг друга понимаем. Если я буду играть, то только с Шатлом. Я считаю, что Шатл, я и Нефёдов – мы друг друга понимаем. Шатл – это великий человек на самом деле. Я помню наши первые репетиции. Если вам интересно, расскажу. Первая репетиция. Шатл пришёл и сказал: "Мы должны быть профессиональной командой". "Ты смеёшься? Мы – раздолбаи. Какие профессиональные команды?" Он говорит: "Нет, мы должны быть Роллинг Стоунзом". И выдал нам всем домашнее задание. Семь восьмых. Одной рукой семь раз, и за одно и то же время другой восемь. Это такой битый стиль. Ну, мы с Милкой учили-учили-учили. Пришли, у меня не очень получлось, у Милки получилось. Слава Задерий пришёл и послал его нафиг. Сказал, что освоил только 6/8. Он говорит: "Сыграй". Слава берёт и делает так просто (хлопает обеими руками одновременно) ¬– 8/8. На что Шатл почесал репу и сказал: "В принципе, Слава, ты шоумен, у тебя всего 4 струны. Никакие восьмые тебе не нужны. А вот вы – учитесь". Так что, он в плане теории и музыки, я считаю его великим человеком.

 

- По этому поводу вопрос. Буквально одновременно уходят Нефёдов и Шаталин из группы.

 

Павел Кондратенко: Да и прибежали сразу ко мне на работу. У меня был свой завод по выпуску музыкальных колонок. И они ко мне на завод приехали, потому что я производством занимался в своё время, когда китайцы ещё не пришли на рынок. Наверное, надоедает то, что там какое-то творчество затыкается. Это трудно объяснить. Сначала со мной, потом с ними. Не знаю, как это назвать. В один момент чувствуешь себя, что ты здесь не нужен. И Шатл это тоже почувствовал. Дело в том, что каждый человек в Алисе – это творец по идее. Он превозносил свою лепту. И для Кости в определённое время лучше стало, когда будут работать сессионные музыканты, которые слушаются и играют то, что ему надо. Как есть, так и говорю. Он и сам это понимает. С другой стороны, его тоже можно понять – свежая кровь – это всегда хорошо и нормально.

 

- Раньше алисаманы ездили за всей группой, а не за одним Кинчевым.

 

Павел Кондратенко: Я вовсе не слушаю сейчас творчество, мне не интересно. Я уважаю Константина, как поэта, как художника, как творца, но мне не интересно то, что они делают совершенно. Этого я не слушаю. Дело в том, что в каждой музыке мне ближе всего мелодика. Начнём с мелодии, а потом перейдём к драйву. Я бы с удовольствием хотел бы, чтобы Армия Алисы ходила бы, как фанаты группы Кино и пела бы песни, и везде они звучали бы. Этого, к сожалению, не происходит. Хотя материал очень хороший. Не происходит этого. Нету хитов. Нужны хиты. Они есть, они глубокие, они другие – я понимаю. Не хотел эту тему поднимать, она такая щекотливая. Вот я ¬– человек-музыкант, я слушаю мелодию. Я беру альбом английской группы какой-нибудь или американской, я слушаю, что они играют. Это же хит.

 

- С одной стороны, какая мелодия, которая Вам бы никогда не надоедала? С другой стороны, Вы только что сказали, как профессиональный музыкант, Вы прислушиваетесь к мелодии всегда. Что для Вас, так скажем…

 

Павел Кондратенко: Я Ваш вопрос уже понял. Объясню. Раньше как строилось творчество группы? Были хорошие, обалденные слова, были тексты, был хозяин этих текстов и где-то хозяин музыки, но он давал всем волю. И это можно было менять, мелодию можно было придумывать, ему показывать. Это была демократия. Каждый человек мог прийти и сказать: "Слушай, я вот так придумал". И было интересно это делать, на самом деле, потому что каждый человек творил. Даже Миша творил. Потом с годами всё это стало превращаться в "так и только так".

 

- А чем, к примеру, "Childin the time" для Вас является?

 

Павел Кондратенко: Ничем.

 

- А что Вас прёт тогда?

 

Павел Кондратенко: Больше Питер Габриэль. Мне не нравится Pink Floyd почему-то, на ухо не ложится.

 

- А почему не ложится?

 

Павел Кондратенко: На ухо? Ну, ухо так развито.

 

- Когда Вы сами играете, что-то не получается?

 

Павел Кондратенко: Много чего не получается. Много чего не получилось, я бы так сказал. Что-то из того времени вернуть, сейчас поумнели бы и получилось бы. Лучше получилось бы. И я могу сказать, что получилось бы. Это была бы горка хитов. Просто мы немножко, понимаете, не туда пошли. Если бы каждый из нас приносил свою песню, мелодию, слова и мы были бы, как Beatles, тогда все карты, как говорится, в руки. К сожалению или к радости, я не знаю, есть определённый лидер, который сочиняет слова и сочиняет музыку. В эту музыку кто-то вписывается, кто-то подстраивается под неё, хочет её делать или не хочет делать. У каждого есть право её делать или не делать. Всё. Вот весь ответ.

 

- Как получилась "Статья 206"?

 

Павел Кондратенко: Да, там вообще дурацкая история была, дебильная совершенно. Зачем вообще это развили, я не понимаю. Да, беременная жена, понятное дело, человек заступился.

 

- Не, про альбом.

 

Павел Кондратенко: Я имел в виду из этой статьи. Кокосова статья там была.

 

- Не, история альбома. Как писали его?

 

Павел Кондратенко: Я забыл.

 

- Как в кино "Переступить черту" попали?

 

Павел Кондратенко: Я в кино попал случайно, как и все нормальные люди. Вместе с Татьяной Васильевой и с Гузеевой. Такая была шикарная женщина в молодости, мы были близки. Передача "Давай поженимся". Хорошая женщина.

 

- Вот Вы человек взрослый. Когда я увлеклась Алисой, сделала татуировку, у меня Мама этого не понимает вообще. Как взрослому человеку объяснить, что такое Алиса?

 

Павел Кондратенко: Объясняю. Вам нравится быть алисаманом?

 

- Да.

 

Павел Кондратенко: Всё. Это – Ваше. Кто-то ходит на рыбалку, кто-то ходит в шашки играть, кто-то в шахматы. У всех свои хобби. Вам это нравится – всё. Это Ваша жизнь. Было хобби, а потом глядишь и чемпионка мира по бадминтону.

 

- У кого-то это работа с 1988 года ходить на концерты.

 

Павел Кондратенко: Да. Ребята, поэтому тут по-разному всё. Я тоже. У меня крупная фирма, занимаюсь светом и иногда я ставлю аппаратуру Алисе на концерты. Как-то в «Юбилейный» прихожу, они вышли, саундчек немножко задержался, я сижу и слушаю как у меня аппарат звучит. Потом сбоку пошёл, бывает так, тут звучит, тут не звучит. И сажусь на трибуну, сижу, а партер вперёд запустили, ещё трибуны не запускали. Алисаманы ломанули все туда, а тут мимо женщина с внучком лет десяти приходят на концерт, и он такой: "Бабушка, смотри, я туда хочу. Там круто, там ребята. Пошли!". Она такая говорит: "Вот знаешь, внучок, когда я была маленькая, чуть старше тебя, я там была, а сейчас нас там затолкают". Это к вопросу о Вашей Маме. Я вот вчера был у большого человека очень в городе по делу. Очень большой человек. Оказывается, он алисаман, но у него кумир не Костя, а Шатл. Я это вчера узнал. Директор компании «Ленсвет». И вот мы вчера с ним разговаривали, он говорит: "Прозрачно мало кто умеет играть в России". Я знаю почему Шатл играет прозрачно. Если вы вслушаетесь во все его партии. Он великий человек в плане частот. Расклад частот. Была история в городе, среди рокеров известна. В 1985 или в 1986 году приехала в Питер группа Scorpions. И приехала она не куда-нибудь. В Москве концерт забраковали, Олимпийский не подошёл по акустическим характеристикам. Приехали в СКК. И Приехали в Рок-клуб. Рок-клуб с утра уже ходил ходуном. Все музыканты питерские собрались в красном уголке и там сидели с утра, ждали. И вот они, наконец, приехали с телохранителями. Они встали и им выдают то, что было. "Это что?" "Установка барабанная «Рига»" Или «Энгельс», не важно. Оля «Ситуация», такая девочка, женская группа была такая. У неё струны от грифа вот настолько. Он так посмотрел, буржуй, ну нормально, ничего. Берёт, одевает. "Гитара" "Чего за гитара?" Там написано по-английски Musima. "А что за фирма?" "ГДР" "Да я у тебя её куплю!" Короче, они там стали играть на всём этом фуфеле. Они настраиваться стали, не играть. Чего-то крутят-крутят-крутят. И все сидят, хохочут над ними. Все. Гребенщиков, все сидят там звёзды. Это вам не играть на чём-то на другом. Это минут пять. И раз разворачиваются, бабах, на этой «Тесле», на этом «Энгельсе», на этом «Музиме» – пластинка. Три песни они играют. Все как вкопанные сидят музыканты. А там все пришли, все крутые наши питерские музыканты. Отыграли, такая тишина. "Всё, ребята, спасибо, мы поехали, у нас саундчек будет в СКК. Всем пока". И уезжают. Такая тишина гробовая минут пять. И голос: "Ну, чё, пошли за портвейном". А люди просто тогда ещё… Частоты разложили. Не важно, на какой аппаратуре играть, они работают в частоте своей группы. Раньше у Алисы аппаратура была фиговая, голос Кинчева был и барабаны, остальное где-то в какофонии.

 

- Почему в тот же день Свинья играл на этом концерте, а вы нет?

 

Павел Кондратенко: А мы не играли? А для кого играть? Для себя что ли? Scorpions играл для всех и уехал. А что перед Кинчевым Гребенщиков будет играть? Или Кинчев перед ним?

 

- А в Питере где Вам больше всего нравилось играть?

 

Павел Кондратенко: Много площадок было. В основном в то время «Юбилейный» был. СКК, естественно. Мы рекорд установили там. 7 или 9 раз мы его собрали. Аншлаг в СКК. Только Юрий Антонов нас перебил. Вы, наверное, не помните, у нас был смертельный случай, у нас в ДК Крупской девочка упала с водосточной трубы, насмерть разбилась. Трудно было попасть. Группа уже обороты набирала, а в 1000-местном зале представляете. Там народ ломился.

 

- А с кем из группы и не только из группы ещё общаетесь?

 

Павел Кондратенко: Я со многими общаюсь. С Юрием Каспаряном общаюсь, с Юрой Шевчуком общаюсь…

 

- А чем Андрей Шаталин занимается сейчас?

 

Павел Кондратенко: Он сейчас детей растит. У него двое близняшек. Девочки. Два годика. Он пишет музыку. Может, уже менее электронную. У него такой проект, я вокалист, он – да, наверное, электронное такое всё. Он сейчас уже с гитарой будет больше. Сейчас он немножко выйдет из штопора с детишками, я думаю, он ещё зажгёт.

 

- А хотелось бы в рок-н-ролл вернуться?

 

Павел Кондратенко: Моя седая голова, я боюсь даже выходить на сцену. Седые бегаю, пипл хавает, а я боюсь. Может быть, на танцы кому за 50 пойти, там на меня кто-то внимание обратит ещё, а так фиг его знает.

 

- Надо сделать и всё.

 

Павел Кондратенко: Давайте сделаем, я скажу Андрюшке и Мишке. Мы тогда три или четыре песни сыграли, времени не было. Этот материал, наверное, можно где-то найти. Сыграно и с пульта записано, что мы здесь делали. Может быть, чуть-чуть мы затянули всю эту историю. У нас не было времени на репетиции особо. Так, сыграли, что сыграли.

 

- Влияние на творчество алкоголя и наркотиков?

 

Павел Кондратенко: Я на это смотрю без особого какого-то… На меня обычно алкоголь не влияет на творчество, не влиял никогда. И я думаю, в группе Алиса тоже ни на кого он не влиял. Это всё рассказы, что я взял в себя впрыснул что-то и придумал хит, и чего-то ещё сочинил – это всё фуфел. Этому не верьте. Всё оттуда приходит – сверху. И у Кости тоже – я вас уверяю.

 

- Вы это в своей книге укажите для молодого поколения.

 

Павел Кондратенко: Да, я постараюсь написать. Думаю я напишу такую исповедь русского говнорока.

 

- Когда Чума был. Он в окно вышел, да.

 

Павел Кондратенко: Да-да было.

 

- Он же под наркотой был?

 

Павел Кондратенко: Дело в том, что я там рядом не был. И в группе не играл. И я знаю ровно столько, сколько знают все. Что там было, не знаю. Мне Андрюша рассказывал какую-то историю про концерт «Бригады С», что он там смешал наркотик с алкоголем, с портвейном. У Гарика Сукачёва на концерте. Это мне рассказывал Андрюша. А я, в общем-то, не особо как-то. Человека нет – вот это самое печальное. Талантливый человек. Молодой. Весь в расцвете сил. Лет ему было чуть-чуть. Может, сейчас всё было бы по-другому. Понимаете, и группа была бы... Понимаете, группа – это же организм. Что-то поменялось – этому организму нужно по-другому работать, двигаться и так далее. Слава ушёл, а был бы Слава Задерий, было бы всё по-другому. По идеи в этой группе не должно было быть Пети Самойлова. А он сейчас самый древний, бородатый человек. Его не предполагалось в этой группе вообще по жизни. Он попал потому что Шатл уехал по распределению институтскому. Его надо было заменить гитаристом. Дело в том, что Шатла он не смог заменить, и когда пошли разногласия между Костей и Славой чисто творческие, и Слава ушёл, то Петю Костя переставил на бас-гитару. А Петя играл на гитаре. А так чисто случайность.

 

- А как получилось, что пришедший Кинчев оказался более весомей, чем Задерий?

 

Павел Кондратенко: Нет, на самом деле. Ребята, я вам скажу по-другому. Изначально Слава, он оттуда всё видит и слышит, что я могу сказать, Слава сам отдал первенство и пальму Косте. Он мог всё в руках держать, потому что Слава на самом деле, у нас в группе была демократия, Слава больше всех тусовался с Гребенщиковым и с Курёхиным, то есть мы ребята такие – больше поиграть, не тусили особенно, а Слава был тусовщик. Он в группе не то, что лидером был группы, но он был более значимым в городе человек, чем все мы.

 

- А почему оставил-то?

 

Павел Кондратенко: А я могу сказать, им тесно стало вдвоём. Они не поделили творчество. Если бы они смогли сделать, как Beatles, в своё время Джон и Пол Маккартни смогли ужиться, и были бы поумнее, то тогда бы это была мега-группа. Я вам могу сказать, вот с этими двумя людьми это была бы мега-группа. Я вам за это отвечаю. Просто они вдвоём, они несколько раз сыграли всего вдвоём. Первый раз, как я помню, произошло в ЛДМ, это первый концерт с Костей вообще. Нас вообще там никто не знал и никто не ждал по большому счёту. Запомните, алисамания началась 1 марта 1985 года (прим. 8 марта 1985). Это концерт в ЛДМ. Тогда, когда мы вышли со сцены, нам порвали всё, что можно. Мы ничего не делали, мы вышли и сыграли. Девчонки, которые в зале были, нас разорвали на куски. Тогда была такая мода рвать куртки кожаные, трусы. Не важно. Я могу сказать, что нас там никто не ждал, мы там играли случайно и там группа «Секрет» была, «Клуб любителей музыки рок» и ещё кто-то, не помню. И мы вышли – хлобысь – и всех убили наповал. Как есть, так и есть. Костя вышел… Он два раза вышел, второй раз тут же через две недели мы порвали всех на фестивале в Рок-клубе (прим. 15 марта 1985). В ЛДМ собирались мажоры. Там просто модная площадка была, она пафосная такая была. Модные группы какие-то, можно было поиграть в то время. Мы там репетнули перед фестивалем. Мы свою программу откатали там перед фестивалем. Мы на публике её откатали. Первой песней был «Экспериментатор». Это вообще первая песня. Второй раз тоже достаточно такой… явление мне очень понравилось. Какая-то мистика, гипноз. Костя вышел в трико. Вы его даже не представляете сейчас в трико. Костя вышел разрисованный. У него была одна половина белая, вторая чёрная. Он так и стоял. И он вышел с апельсином. И кинул апельсин в публику и сказал: "Иди ко мне". Сколько девушек было в зале, не все конечно, но большинство, пошли к сцене, как завороженные. Они просто пришли. Он кидал один раз апельсин, я помню, толпу возбудив, второй раз это было нечто. Это был мега-концерт. Смешной очень. Был в Москве. Алиса в первый раз сыграла в Москве. Мы в Питере ударили, а слух электричками до Москвы дошёл. Мобил не было. Короче, в Питере появилась какая-то крутая группа. Парень жарит. Короче, москвичи зачесались. Троицкий тут же. Но мы там ничего не стоили. За портвейшок… Но не важно. Тогда другое время было. В Москву нас приглашают. Площадка, как сейчас помню, МГУ. При этом состав группы Алиса как бы нормальный. Шатл поругался накануне (несколько дней назад) с Костей. Сказал: "Ну, его нахрен, я не поеду в Москву и вообще ухожу из группы". У нас нету для Москвы гитариста. Но мы же раздолбаи, думаем: "Ну, ладно, разберёмся". Позвонили Заблу: "Андрюха, можешь сыграть?". Он говорит: "Да! Сейчас я выучу. Мы одну репетицию сделаем и я выучу всё." Ну, делаем у Забла на хате репетицию. А он жил напротив Мариинки. Стали репетировать. Тут, смотрим, идут деды, идут бабки какие-то. Квартира у него бешеная. Большая очень была. Где заправка на Театральной площади. Ну, не важно. И вдруг они начинают орать, кричать: "Взвейтесь кострами!" Эти деды, старики начинают кричать, орать и перебивают нас. Мы такие выходим: "Что у тебя происходит?" "Это" - говорит - "бабушка моя – она руководитель «Хора старых большевиков». Наверное, репетиция у них". 50 или 60 человек. Слава Задерий говорит: "Так, давайте мы их тоже в Москву с собой зацепим!" Но на этом ещё приключения не закончились. Перед тем, как уезжать в Москву, выясняется, что Миша заболел. Его желудок плотно расстроился. Короче, Миша тоже отпал. Не может ехать. Мы говорим: "Да, фигня! Есть Панкер." Это на тот момент наш продюсер – Игорь Панкер. Ну, ладно Шатла нету, Миши нету, но ничего – нормально, короче. В Москву приезжаем, раз такие, говорим: "Гед играем-то?" В МГУ заходим, там общага такая, высотка у них. "На последнем этаже, типа, на 32-м, на каком-то". "Давайте везите нас." "Так лифт сломался", - говорят такие. А было дело в Пасху. Пасха была. Такие приходим, смотрим зал. Большой зал, нормальный. "Все билеты проданы. Сейчас здесь такое будет. Вы" – говорит – "тут, как инопланетяне" . "Троицкий взбудоражил всю Москву" – говорит, поворачивается такой – "А где барабаны-то?!" "Мы" – говорит – "забыли привести, у нас нету". А это географический факультет. Я такой огляделся, говорю: "Да фиг-то с барабанами, Панкер. Ты всё равно фигово играешь. Больше нашими организационными вопросами занимаешься. Давай играй на глобусах". Взяли поставили кучу глобусов. Большого такого, поменьше. Стойку сделали. Я говорю: "А где клавиши?" Говорит: "Ну, сейчас поищем". Приходят: "Ну, есть только «Ионика»" Перламутровая такая, зелёная. Я её поставил, а там играешь так: "Ооо!" и тут же так "ооО!". Тоже самое там всё, короче. Я говорю: "Кидайте её вниз. На пол бросайте! Я буду играть на ней ногами, потому что руками на ней играть невозможно". В общем, выходит группа. Чувак с яйцом крашеным – это Костя. Собралась куча народу. Все эстеты пришли. Человек выходит с бас-гитарой – это Слава. Костя с яйцом выходит такой. И человек здоровый (Панкер – он такой парень здоровый) и с глобусом подбегает, начинает стучать. Сразу от этого глобуса куски полетели в толпу. Народ стал сразу резко уворачиваться. Я понял ¬– пора вступать. Тоже ломанул, ногами фигачить. Кинчев: "Христос воскрес!" "Воистину" – кричат. И там их стало колбасить. А мы первую песню играем без гитариста. Это Забл. Потому что он на съёмках передачи «Кружатся диски». И он самолётом прилетает, врывается на вторую песню. Безумный человек такой, офигевший. Ничем не настраивавшись, он, видимо, перепутал гармонии. Он на полтона ниже начинает всё мочить. Мы играем в до миноре, он – в си миноре. И так весь концерт всех мочит. Мы прыгаем, скачем. Смотрим, толпа с нами тоже прыгает, скачет. Всё реально, нормально. Короче, всё закончилось. На бис ещё спели. Глобусы все развалили. Клавиши все раскиданы уже, всё выбито, ничего нету. И раз такой, интервью, пресс-конференция, куча журналистов сразу набежало. Мы в первый раз вообще видим, что "Комсомольская правда" пришла, первый канал телевидения и так далее. Это Москва. У нас конференция. И вопрос сначала мне: "А слышали ли Вы такую электронную группу Москвы «Ночной проспект»? Как Вы освоили игру ногами на этом инструменте? Вы очень круто играете". Я в первый раз вообще играю ногами на инструменте, это потом я стал. Кинчева спросили, что ему делать, если девочка живёт в Мытищах, а он живёт на юго-западе. Он там тоже нормально ответил, как положено. В общем, это первая поездка в Москву. Прикольная.

 

- А про Таллин?

 

Павел Кондратенко: Кстати, как группа познакомилась с группой Кино. Это полезная история. Тоже никто не знает. Это было до Кости. Это был отборочный тур в Рок-клубе поиграть. Потому что команд было много, а места было мало. Три дня всего фестиваль шёл и, естественно, там только лучших брали. Были монстры: Аквариум, Россияне, Мифы и так далее, а молодняк каждый год, надо отдать должное, отбирали из таких команд перспективных. А мы не знали вообще, хоть и в одном городе, что (Славка знал, он везде тусил, а мы не знали) есть такая группа Кино. А у нас была точка, мы её так нормально отделали, и у нас был аппарат более-менее не плохой на тот момент. Мы на нём репетировали. Это 1984 год был. На нашей точке решили сделать отборочный тур. Команды, которые должны выйти в финал как бы. А заранее уже было известно, приехал президент Рок-клуба Коля Михайлов, говорит: "Попадёте вы и ещё одна группа приедет – Кино". Что за Кино? Смотрю такой, бежит ошалевший Шатл, кричит: "К нам какие-то люди пришли, модные такие, в длинных пальто. И во главе пришёл Кола Бельды. Знаете такой, посмотрите ролик " Ханина Ранина", я вчера нашёл офигенный 1968 года. В мини-бикини женщины какие-то шары подбрасывают. Посмотрите сегодня про Кола Бельды. Очень рекомендую. Значит, такие выходим, смотрим. Они пришли к нам в коптёрку, пальто вешают. А у нас места нету. Мы им говорим: "У нас тут вообще нету места, повести их на кресла, на подлокотники". Пальто такие пошитые в каком-то ателье. Как на мафиози похожие такие. Длинные такие, модные такие, а мы такие чувырла, короче, по сравнению с ними. На нашей базе происходит, мы последние должны играть. Они сыграли, нам они понравились. «Троллейбус» играли. Вроде всё хорошо. А мы-то должны удивить, у нас не музыка самое главное, а танец. У нас девиз был "Главное – не музыка. Главное – танец". И мы такие раз, думаем, а как. У нас, во-первых, экстравагантная одежда. Лично у меня (я ногу сломал) одна нога была в гипсе, из гипса выходили штаны клетчатые. Типа английского флага. Шотландка. Был фрак. А сверху почем-то вместо бейсболки была банка от килек "Кильки балтийские" и проволока. Фотки, кстати, есть. Посмотрите в И-нете. А Боря художник пел, у него такие уши были, колыхались. А Шатл, был такой нос у него, в противогазе, ещё какая-то носопыра приделана из-под противогаза, и у него была мандула, то ли бурятская, то ли турецкая, палка-палка-два струна, короче, какая-то фигня. Он её поласкал. То на гитаре сыграет, то на этой. В общем, там ещё та команда по одеянию была. И объявляют: "А сейчас группа Алиса выйдет". А все сидят такие, а мы по спинкам кресел, оттуда сзади и подбежали. По ходу попались пальто группы Кино. Пробежались по пальто. Мы выскакиваем такие. Уши шевелятся, килька бьётся, носы сверкают. Всё нормально. Такие пежоны встают демонстративно 4 человека и 25 минут чистят пальто. Свои пальто чистят. Это группа Кино чистила пальто на выступлении группы Алиса. Ну, закончили. Всё нормально. Объявляют: "Вышли Кино и Алиса". На фестиваль, все остальные домой. Все проиграли, две команды выиграли. Мы такие: "Ну, чего, надо отметить?" У нас уже всё готово под это дело, водка или не помню чего. Мы такие: "Мы вообще не пьём, но сегодня можно 100 грамм. Вы извините, что мы вам пальто". Они такие: "Не важно. Нормально. Вы же делали шоу. Это наши пальто попались вам во время вашего шоу. Мы неправильно их повесили". Ну, познакомились так. Такая была история. Мы побежали по спинкам, они наоборот хорошо отнеслись к этому ко всему. Они ребята-то хорошие.

 

- А про Таллин?

 

Павел Кондратенко: Дело было так. Известная история. Попросили всех сыграть в Таллине. Кто попросил, комсомольцы, там такое время уже было, перестройка: "Таллин просит вас". И не только нас. Ещё Бутусова из Екатеринбурга. Из Питера поехали группы. Всех собрали в Рок-клубе и говорят: "У нас два автобуса. В первом автобусе поедут самые неблагонадёжные ребята. Это группа Алиса, группа Объект насмешек, группа Зоопарк. Хорошая группа, она воспитанная, но там много девочек. "Колибри" поедет во втором автобусе с ДДТ. Поэтому поедет ещё группа Телевизор вместе с ними. Мы сказали: "Хорошо". "Вы, как самые хулиганы, придёте в 8 утра на Рубинштейна, 13 и вы поедете первыми, потому что у нас есть задача приехать к ночи в Таллин." Они думают, что у нас получится, нам сказали, приехать в Таллин к ночи, если мы уедем в 8 утра. Мы сказали: "Постараемся". Второй автобус поедет в 2 часа дня или в 12, там ДДТ и "Колибри". Как ни странно, никто не опоздал. Все пришли ровно к этому автобусу, что бывает крайне редко и в это никто не верил. Все пришли и сели. И самое главное, видимо, все подготовились, все пришли трезвые. И мы так поехали. А "Телевизор", они все жили в конце Московского проспекта и они: "Мы там подсядем к вам". Мы смотрим, чуваки там уже с синтезаторами там, бегают. Вдоль Московского тусят, короче. Всё нормально. Садятся бухие. У кого-то из них день рождения было накануне. На таком отходняке, так хочется, говорят, бухать. "Надо сняться, надо сняться". Мы едем. Ну, сняться – так сняться. А их переламывает реально. Чувствуем, у них там всё горит. Красное село проехали. А тогда же была перестройка – сухой закон. Ничего не было, ни фига не продавалось. И тут видимо поле, посреди поля пивной ларёк. Я увидел его издалека. Я сразу: "Тормози в туалет!" водителю. Нас везёт эстонец, такой, и по тормозам. Я к ларьку подбежал – не судьба – пиво есть, тары нету, куда набрать. Это совдеп, все ходили со своими банками, с бутылками, склянками. Короче, мы попали. Пиво есть, но мы его выпить не можем. Я смотрю, вдалеке две доярки на телеге тянут молочный бидон на 40 литров. Кинчев кричит мне: "Павлик, вперёд!" Подбегаем и говорим: "Как насчёт молока?" Они говорят: "Мы сейчас с фермы только тянем" куда-то там, в магазин или куда-то на приёмо-сдачу какую-то. Вдоль дороги тянут. "Мы, – говорим – "хотим молока". "Это хорошо, ребята, что вы хотите молока. Где ваши бутылки, банки? Куда вам налить?" "Мы весь бидон забираем!" "Налить не в чего же. Куда налить?" "А продайте вместе с бидоном". А молоко ничего не стоило, а бидон стоил 50 рублей. Кинчев сходу раз такой: "Не вопрос. Вот вам полтос". Тётки нам бидон выдают на телеге, мы такие берём переворачиваем, молоко пс-с оттуда всё. Они такие: "А-а! Что вы делаете?" Так как пиво пенное, совдеповское, часа на два началось заполнение бидона пивом. Мы его ещё промыли, колонка там была. Короче, мы набрали пиво и поняли, что нам хватит доехать, наверное, до Нарвы. И поехали. Все весёлые. "Телевизор" вышел уже из штопора, вошёл уже в раж. И все так нормально поехали. Все бухали пиво и приехали в Нарву, пиво кончилось. А с нами ещё ехали фаны Объекта Насмешек – Юнкер с гребнем и Скандал – такие ребята серьёзные. Они взяли их с собой в виде поддержки. Они сзади сидели. И приезжаем в Нарву, а там уже сухого закона вроде как и нету. Они уже почти не с нами. Смотрим, а там везде "Медвежья кровь" в магазине среди белого дня продаётся. Пивчик везде продаётся просто так. В бутылках нормальный эстонский пивчик. Нормальная болгарская "Медвежья кровь", коньяк какой-то. То есть всё. Мы попали на запад, мы поняли. Всё круто. Комсомольцы говорят: "Идите, кушайте" куда-то в столовую. Мы сказали: "Мы не пойдём, мы тут немножко хотим окрестности посмотреть". Все побежали в магаз, купили всего. Короче, расположились – пиво-рыба. У них там такая администрация, нас подвезли, и газон перед ней. Толпа села сразу с ящиками пива, с ящиками "Медвежьей крови", и оккупировала весь этот газон. Там эстонцы просто шалели: приехали какие-то люди, патлатые такие, разные люди, в заклёпках, и устроили тут алко-маркет прямо перед администрацией. Комсомольцы нас долго запихивали. Запихали и мы поняли, что нормально, мы уже с бухлом и до Таллина, наверное, доберёмся. Песни пошли, там. Кинчев запел. Майк запел. Всё нормально. Все едут, хорошо. Ба-бах, всем в "дабл"захотелось. Первый раз прокатило. Панкер ехал вместе с нами, изобразил, он здоровый, сердечный приступ: "Ой, мне стало плохо, стал задыхаться". Водила открыл. Комсомольцы уже не могут ничего понять. Водила открыл, все побежали. Дальше эта уловка уже не прошла, потому что комсомольцы жмут, что надо доехать до ночи до Таллина. Они жмут и шофёру говорят, чтобы больше не останавливался. Чтоб ты больше ни делал – он вообще больше не останавливается. По ходу пьесы, вскоре кончился и бухыч уже. Всё выпили, а до Таллина ещё километров 50-70. И такие грустные все, поворачиваемся, а фанаты Объекта… Нет, не так было. Автобус нельзя останавливать. Шатл придумал новый способ сходить в туалет. В бутылочку. Все стали в бутылочки. Короче, все ходили, бутылочки всё ставили и уже забыли, не надо останавливаться. Мы такие раз – бухло закончилось. Смотрим, поворачивается Кинчев, говорит: "Вы чего, скрысили? У вас алкоголь есть, а у нас уже нету". А те панки сидят такие, пьют, у них там куча обставленных бутылок. "Чего вы с нами не делитесь?" "Это", – говорят – "не вино". "А что это?" "Это моча героев". Такая панк-история. Это же панки. Говорят: "В каждой моче 97% алкоголя". Прямо пили. Было такое. Ну, приехали в Таллин. А город такой интеллигентный. И вышла такая интеллигентная директриса, дворец типа нашего Октябрьского. Такая вся. Софию Ротару, Аллу Борисовну встречала лично. Говорят, звёзды приехали из России. Надо встретить. "Здравствуйте, ребята", – такая, на балконе дверь открывается. Очумевший Шатл выскакивает: "А-а! Где здесь у тебя туалет?" Она поняла, что с нами она хлебнёт. Тут же ломанули в гостиницу. А всем дали нормальную пятизвёздку. Рикошету дали куда-то загород, на выселки, три звезды. Рикошет обиделся, кричит: "Пошло всё в баню. Я уезжаю". Костя вступился за него, говорит: "Мы сейчас тоже свалим, потому что нельзя звёзд обижать. Кому-то пятёрку, кому-то трёшку". Короче, этот вопрос урегулировали. Все стали бухать. Напились. Там много историй. В следующий раз расскажу. Там и с польской журналисткой Костя интервью решил дать. Это в следующий раз. На следующий день уже надо вроде как играть. Приехали и надо выступать уже. Играем. А бухие все. С утра уже водка пошла с томатным соком – «Кровавая мэри». А у нас ещё Пончик играл – 17 лет, мальчик – на саксофоне. Он финнов там подвинул резко. Зашёл в валютный бар такой, а там очередь из финнов человек 100 стоит у стойки. Он такой подходит, маленький, задницей подвинул баскетболистов этих и всё. Приезжаем. А день выборов. Избирают в местный парламент эстонский. Мы бухие в усмерть. Начинаем играть. Эти сидят, жрут колбасу, в мягких креслах, эстонцы. Группка людей небольшая, человек 10, русских требуют, кричат: "Мы вместе!" Местные алисаманы, уже там появились. А все остальные как будто пришли на Задорнова или фиг знает на кого. Жрут там колбасу, пьют чего-то. В мягких креслах. Кинчев говорит: "Хватит колбасу-то жрать! Сейчас будем голосовать. Это наш клавишник", – на меня показывает, говорит, – "Он – коммунист". А я на самом деле был коммунистом. Так жизнь сложилась, что либо тюрьма, либо коммунист. Но это отдельная история, потом расскажу. Это прикольная тоже история, смешная. Это в книжке напишу. Короче, я возбудился реально. Думаю: "Бляха-муха, я уже почти депутат эстонского парламента, ещё чуть-чуть и президент Эстонии". У меня по пьяни крыша конкретно потекла. Песню объявили, стали петь «Плохой рок-н-ролл», а там проигрыш у меня такой клавишный есть. А там стоял рояль, рояль «Эстония» у них. С пьезодатчиками. Пьезодатчики такие стоят, а это дико денег стоит. Он назывался только «Эстония», а сделан был в Германии. Это самый крутой инструмент в Советском Союзе. В него мега-денег вложили. Электронные датчики, всё круто. Я туда, короче, запузырился прямо вовнутрь. А он был поднят. И по струнам там в рояле стал ногами играть. Я молодой был, сальто сделал через себя, и туда просто ломанул, и стал играть. Руками играю на клавиатуре, а ногами барабаню там. Они когда увидели, что я «Эстонию» там уже зафигачиваю, они взяли и обрубили весь концерт. Всё. Концерт закончился. А это был дневной концерт. Мы играли его днём, а после нас ДДТ через два часа. Все пошли нафиг, короче. Нас всех послали подальше. И через два часа, короче, ДДТ выходит. И говорят Мурзику клавишнику: "Вам рояль-то нужен?" Он говорит: "Не, мне не нужен. Это только Павлик играет на рояле. Я играю на синтезаторе". А я тоже на нём играю. Они его потащили, этот рояль и дека, конечно, упала. Все стали плакать, кричать в этой Эстонии, в этом зале, что с этим роялем. И меня приходят уже как бы и вязать, следователь местной прокуратуры. Тут же. В гостиницу. А я почти в хлам лежу. Алик Тимошенко – директор группы на тот момент – приходит и говорит: "Так. Быстро садись в поезд. Дуй в Питер. Я тут буду сам разбираться с этим роялем". И он им говорит: "А мы то тут причём. Три часа стоял рояль, никто его не трогал. Вы его потащили. Мало ли. Вы не любите нас русских, может быть, сами ножки подпилили. Это надо доказать". А я уже уехал, побежал в поезд и уехал. Поезд в полседьмого вечера, как помню, стартовал. И так бы всё нормально, всё хорошо. А, когда выборы-то были, то все пошли.. Он заставил даже, Костя заставил эстонцев проголосовать отрывными билетиками. Говорит: "Сейчас запечатаем и на участок отнесём." Забыл сказать. Сам тоже в усмерть. Я уехал, а они на следующий день приезжают снова играть. А там уже выходит доктор. Реально доктор в медицинском халате, в шапочке, и Косте подуть, типа может он играть или не может он играть. Даёт подуть. Костя, конечно, так же в хлам, как и накануне. Поэтому он говорит: "Пошли вы все в баню. Я концерт отменяю." "Ладно", – говорят, – "Сейчас вас здесь просто порвут". Потому что там 10 человек пришло накануне, в субботу. А на следующий день – весь зал. Весь Таллин уже знал, что приехали какие-то панки. Подняли всех. С ними весело и круто. И поэтому были все билеты проданы. Уже русскоязычная публика подтянулась. Там тоже началась алисамания. Уже в Таллине. Поэтому они без меня, но отыграли этот концерт. И проходит уже почти месяц, и приезжают такие деятели из эстонского рок-клуба какого-то, или просто какие-то журналисты. Приносят статью, она где-то у меня жома валяется, надо её найти, называется «Молодёжь Эстонии». На статье написано «Как Алиса затоптала Эстонию». Мы сейчас не очень с Эстонией. Я вот Владимиру Владимировичу хочу, ему будет очень приятно посмотреть «Как Алиса затоптала Эстонию». Прикольно, да. Они там написали, что мы такие выродки, козлы, и мы рояль им сломали. Это была Эстония. Про Прагу хочу рассказать и на этом закончим. Мы семь раз собрали СКК, аншлаги. 1987 год, по-моему, был (прим. октябрь 1988 года - пять концертов). II тут же Прага, на следующий день. Ну, мы прилетаем, а тоже всё идёт сухой закон. В Прагу приезжаем, нас привозят в гостиницу, селят. Днём. Говорят: "Вам день на акклиматизацию, а потом будете играть". "А где играть-то хоть будем?" "Мы вам покажем" Щатл такой: "А где здесь пивка-то попить?" Они говорят: "А везде". А там такая площадь, короче, и где, говорят, дверь - там и пивбар. "Везде?" "Да, везде". И мы туда ломанули, забегаем офигевшие такие и заказываем сразу 30 пива. Халдей говорит: "А ещё люди подтянутся?" "Никто не придёт. 30 пива". Он ошалел такой, мы одни там, больше никого нету. День воскресенье там. Чего 30 заказали, хотя нас 10 всех вместе. Шлапаков там. Делегация. Потому что сразу по три взяли. По три пива. Потому что в Питере, если ты не взял вовремя, то пиво уже не получишь, заканчивалось пиво. Мы сидим, давимся уже этим пивом. И пьяный мужик такой, чех, алкоголик сидит, и палец поднимает кверху. Перед ним кружка вырастает. Кинчев на него смотрит: "Мужик, наверное, надо было нам тоже не брать сразу ". "Так, вы же русские – идиоты, у нас пивопровод в бар прямо идёт". В общем, ладно. Мы приезжаем на площадку. А площадка типа Космонавта. Это в Праге. Там стоят кругом стойки барные. Мы такие: "Мы здесь играть не будем. Вы чего офигели что ли. Мы 20 000 собирали 7 дней подряд, а вы нас хотите в 1000 местный зал". Говорят: "Вы знаете, что вообще-то вы здесь не хедлайнеры, на вас вообще ни один человек не пришёл бы. Тут вы разогреваете группу…" какую-то чешскую, метальную, самую крутую группу. Разогреваем здесь. Мы сначала вообще там, Костя такой: "Мы вообще играть не будем. Чего за фигня". Потом поняли, что мы не в той стране. Ну, ладно. Саундчек. И мы в первый раз попали на фирменный аппарат. Мы поняли, что мы вообще дерьмо и играть не умеем ни фига. Все просто. После того, как вышла эта группа, уже отчекилась, "да, у нас есть куда стремиться", – мы сказали. Но делать нечего, выступать-то надо. И мы выходим, но опять "Главное не музыка, главное танцы". Выскочили чего-то, давай молотить. А чехи-то взяли и так отворачиваются от нас, и задницами к нам. И кричат: "Русские – гОвно". Резко так, жёстко. У них не было панка, вообще никакого не было. У них был только чуть-чуть хард какой-то там. Эта группа играла Accept типа что-то. А панк вообще запрещён был тогда ещё. Коммунисты у них тогда ещё, у нас уже перестройка была, а там ещё было так. Ну, не важно. И все плюются на нас. Костя развернулся, показал им голую задницу, чтобы они успокоились. На них это немножко повлияло, он им плюнул ещё пару раз. Они плюют, он плюёт. Короче, пошёл обмен энергетикой. В конце концов, мы там всех тоже убили. Мы их подняли, в конце концов. Они нам сами говорят: "Мы в первый раз увидели русский панк. Что к нам приехал. Мы думали, что приедут добры молодцы из Самоцвета, а оказывается Алиса – это не то". Было дело, да.

 

- А Батогов-то, это…

 

Павел Кондратенко: Я не знаю Батогов что это.

 

- Ладно, не буду тогда задавать.

 

Павел Кондратенко: Я и так много секретной информации рассказал. Вы всё пишите. Потом Косте не понравится…

 

- Спасибо тебе!

 

Павел Кондратенко: Ребята, я вам чего предлагаю. Я буду ходатайствовать перед Кинчевым, открыть нам футбольную команду. Не играть. Болеть. Будем часто встречаться. Молодцы!

 

- Павел, Спасибо! Спасибо большое!

 

Павел Кондратенко: Извините, если что не так!