НАТЕ! выступили перед АЛИСОЙ в первый день гастролей

 

 

 

 

 

 

Антиромантика
Это делают...
Я умею делать
Карина
Следующую песню мы обычно посвящаем тем девочкам, в котором мы играем и в нашшем городе, в частности. У нас вот такие девочки.
Девочки
Шпиономания

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ШОУ-БИЗНЕСА

 

 

ЧАСТЬ 2. ЗАКОН И БАБЛО

 

 

...

 

 

Первые легальные негосударственные гастроли в СССР состоялись в Челябинске 22-23 ноября 1987 года. Организовал их наш кооператив «Творчество». Гастроли прошли без единого нарушения действующего законодательства, что подтвердили в итоге следственные органы челябинской прокуратуры, пытавшиеся «скроить» из данного факта громкое и показательное уголовное дело, о чем поступили прямые указания из Москвы.

 

 

22 ноября 1987 года можно смело считать официальным днем рождения отечественного шоу-бизнеса! Ибо даже если частнопредпринимательские гастрольные эпизоды в обход государства и случались в довоенные годы или позже, то они не имели никакого продолжения, резонанса и не становились примерами для последователей. В отличие от громыхнувшего на всю страну челябинского прецедента. Он стал спусковым крючком, отмашкой для разминающегося на стартовой полосе и по факту уже вполне сформированного (люди, структуры, ресурсы, амбиции, аппетиты) советского шоу-бизнеса, который впоследствии даже не заметит развала вскормившего его государства, шествуя космополитично и неостановимо по всем – уже суверенным! – территориям бывшей могучей державы.

 

 

Эти первые в СССР частные гастроли отличались запредельными (по меркам тех лет), беспрецедентными гонорарами артистам, после чего не только никого не посадили (хотя старались), но и вынужденно признали произошедшее «деятельностью в рамках закона».

 

 

Случившееся чудо стало глубоким нокаутом для государственной монополии в концертно-гастрольной сфере. Подкоп сработал: мина взорвалась! Придуманные нами финансово-правовые схемы начали разом тиражироваться по всей стране, их развивали, дополняли, переосмысливали…

 

 

Челябинский опыт явился одной из отправных точек (далеко не единственной, но необходимой) в истории создания первой в СССР независимой шоу-продакшн компании «Московский музыкальный центр Стаса Намина». Мне выпала честь быть причастным к его основанию и первым (по времени) директором Центра – по прихоти судьбы и волею Стаса Намина (Анастаса Алексеевича Микояна).

 

 

Вот как развивались события этой истории.

 

 

ЧАСТЬ 3. НЬЮ-ЙОРК – ЧЕЛЯБИНСК

 

 

Зарегистрировавшись везде, где было положено, обзаведясь солидной печатью и фирменными бланками, кооператив «Творчество» не стал поспешать да с ходу ввязываться в тотальную сечу за большой рубль. Не ринулся разом ухарски на абордаж несметного народного хозяйства. Первые недели пребывания в новом статусе заединщики-кооператоры посвятили «розмыслам»: присматривались, приценивались, строили планы. Но аккурат на пике торжеств по случаю 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции жизнь кооператива разом взбурлила, всклокотала, рванула – совсем не туда и не так, как про то мыслилось. Последующие события развивались стремительно – сквозным крещендо.

 

 

В первой декаде ноября 1987-го по просьбе челябинского обкома ВЛКСМ кооператив взялся за организацию выступлений в Челябинске ленинградской рок-группы «Аквариум», в обход государственной госмонополии на концертно-гастрольную деятельность, разумеется. Эта «богатая идея» родилась в недрах ДК «Монолит», в те времена хорошо известного челябинцам по ряду громких и успешных авангардных инициатив.

 

 

Но затея «самостийных» гастролей, размашисто отрекламированная (что оказалось весьма опрометчивым), увязла в неодолимых финансово-правовых «закавыках», да, собственно, уже и готовилась к бесславным собственным похоронам. Тогда-то старшие комсомольцы и надумали обратиться к кооператорам, то есть к нам, заслав для переговоров энергичного и сметливого инструктора обкома ВЛКСМ Валерия Суслова, куратора темы.

 

 

Отказ от такого «подарка» выглядел бы явной коммерческой глупостью, но к тому еще и политическим «косяком»: в те годы бурной реставрации капитализма комсомол, с позволения и по прямому указу партийных верхов, являлся первейшим другом, пестуном, назидателем и пастырем всего кооперативного. Мы согласились встать у руля «богатой», но почти бесперспективной затеи.

 

 

Был создан трехсторонний координационный штаб, куда помимо нас, кооператоров, и Валерия Суслова, представляющего обком ВЛКСМ, вошел директор ДК «Монолит» Анатолий Баданов. Толя слыл признанным лидером разношерстной неформальной молодежи: на базе руководимого им ДК образовалось круто продвинутое клубное объединение – одно из самых массовых, мотивированных и дееспособных на всем Урале. В просторных залах и апартаментах «Монолита», богато оснащенных неслабым звуком, светом и видеооборудованием, клубились по интересам и модусам неформалы всех мастей – от рокеров и хоперов до юных друзей динамита. Под зорким, разумеется, оком вышестоящей комсомольской «крыши».

 

 

Проблемы в реализации «богатой идеи» возникли с ходу. Первейшая – зал. Идеальный во всех отношениях «пятитысячник» – челябинский Дворец спорта «Юность», обещанный было под концерты его легендарным директором Павлом Романовским, внезапно отыграл назад. Оно и понятно: вышестоящей инстанции хватило одного «разъяснительного» звонка вольнодумному директору, и зал накрылся медным тазом.

 

 

После такого кунштюка руководители других челябинских концертных заведений и беседовать-то зареклись на тему «Аквариума». За жизнь под коньячок – это милости просим, но без крамольных идей и провокационных предложений. – «Уж коли сам Пал Яковлевич вчистую вас слил, нам-то куда рыпаться?!»

 

 

Вот тогда, в ходе нерадостных размышлений о патовом эндшпиле «богатой затеи», меня и озарил «чумовой» сценографический ход: провести выступление рок-группы на арене цирка! Туда с темой гастролей мы еще не обращались, да и кому в голову придет рокеров на арене показывать?! Почти стеб. Не факт, что самолюбивые и капризные рок-мэтры на такое пойдут! И в концертной практике СССР подобного не наблюдалось. Эстрада там всякая или попса – было, даже фильмы-мюзиклы о том снимали. Но рок на арене?! Это уже после, по факту таки проведенных нами концертов, эксцентричная идея приглянется многим постановщикам в разных уголках страны, равно и телевизионщикам.

 

 

Придумано – сделано. В тот же день мы с Борисом Калюжным входим в кабинет директора Челябинского государственного цирка. Видим на удивление молодого сверхобаятельного человека с безукоризненными манерами дипломата-разведчика. Белоснежная рубашка, галстук цвет бордо с отливом, модельный костюм-тройка, на правом лацкане – значок депутата Верховного Совета РСФСР. Впечатляет…

 

 

«Геннадий Иванович Смирнов… Я в курсе ваших проблем. Думаю, есть что обсудить. Уверен, разговор получится. Мне ваша идея представляется привлекательной, своевременной и коммерчески состоятельной». – «А то, что мы – кооператоры, не смущает? А госмонополия на гастрольную деятельность?» – «Но ведь у вас не концерты – творческие вечера, верно? (Понимающе улыбается.) Да и госмонополия, как бы это мягче выразиться, достала. Не только в плане гастролей…» – «А ведомственные препоны, а инстанции, а горком партии?» – «Цирк – самостоятельное хозрасчетное предприятие. В стране – перестройка, новое мышление. Ставить препоны экономическим инициативам строго-настрого запрещено директивами партии и правительства. Инстанции мне не указ! Горком в том числе. Я сам член горкома». – «Но если просто прикажут?» – «Кому? Мне? Депутату Верховного Совета? Пусть попробуют. Я не одни только вежливые слова говорить умею… Если подпишем договор, то концерты на арене нашего цирка будут проведены при любых обстоятельствах. Слово чести!»

 

 

Геннадий Иванович слово сдержал. Во время последующих «наездов» на нас и нашу затею он «посылал» открытым текстом горком и все иные инстанции, которые чуть не в приказном порядке заставляли расторгнуть договор аренды с кооперативом.

 

 

На арене Челябинского цирка (2000 посадочных мест) мы запланировали провести четыре концерта. Для этого бухгалтерия передала нам (с отсрочкой погашения) по номиналу четыре полных аншлаговых комплекта цирковых билетов стоимостью от 80 копеек на галерке до 2,2 рубля в партере. Вот эта-то сумма, равная четырем аншлаговым сборам, и была, собственно, ценой аренды. Мы же в свою очередь на всех выкупленных билетах поставили штамп кооператива «Творчество» и надпечатку «8 рублей». Так было можно… Восемь тысяч билетов разлетелись в считанные дни.

 

 

В Челябинске нарастал ажиотаж: обещанные гастроли «Аквариума» воспринимались событием, по статусу и нереальности равнозначным приезду Папы Римского. Или отречению того же Папы от Святого престола по случаю перехода в православную веру с пропиской на пмж в Нагайбакском районе Челябинской области. Организаторы ходили гоголями, их узнавали на улицах, искали дружбы, выпрашивали заветные билетики. Девушки им радостно улыбались. Всё складывалось хорошо, чересчур хорошо, как только и бывает накануне катастроф. Катастрофа ждать себя не заставила.

 

 

Ровно за 48 часов до объявленного начала концертов из Ленинграда нам позвонил директор «Аквариума» Михаил Файнштейн и огорошил: Гребенщиков в Челябинск не поедет!.. Не по вздорности характера или взбрыку рокерскому, но по причине обстоятельств непреодолимой силы, а именно: Госконцерт разрешает Бобу, ранее невыездному за пределы СССР, официальную гастрольную поездку в США при условии отказа от гастролей в Челябинске…

 

 

Шах и мат. Удавку в студию! Или кусунгобу – как вариант.

 

 

…

 

 

Что же случилось? Какие тараканы судьбы изменили близкое светлое будущее отдельно взятого города и трех, казалось бы, удачливых кооператоров?

 

 

А было так. Всё предшествующее нокаутирующему удару время державные башни концертных госмонополий пристально следили за учиняемым «подкопом», затеянным группкой провинциальных смутьянов и вольнодумцев. Выдвинутая теми башнями в авангард (по факту оказавшийся арьергардом) местная филармония встретила повальным заградительным «огнем» угрозу ведомственной и личной безопасности. Чиновники вышли на смертный бой за свои синекуры, ведь «прокати» такое в Челябинске, всё – баста! сарынь на кичку! гей, славяне! – вся поюще-танцующая вольница бескрайней державы, игнорируя государственные концертные ставки и охранные нормы, ринется в свободное и безнадзорное гастрольное плавание за большим безоткатным рублем и неощипанным длинным долларом.

 

 

С подачи филармонических боссов была задействована такая аппаратно-едрицкая нечистая сила, что кооператив «Творчество» мог в одночасье кануть в сумеречном небытии. Кооператоров-смутьянов увещевали, наставляли, предупреждали, вызвали даже в горком партии, где, без околичностей и политкорректных соплей, обозначили перспективы: «Если гастроли вдруг состоятся, будете сидеть!»

 

 

Неожиданно для всех, особенно для грозных дядей из горкома, в поддержку смутьянов выступил обком партии, веско указав нижестоящим инстанциям прыть осадить, травлю прекратить. «Гоньба», разумеется, не прекратилась – вертикаль власти тогда уже буксовала и сдавала юзом: горкомы всё чаще клали с прибором на указания обкомов, обкомы – на директивы ЦК… но «пресс» в отношении нас ослаб.

 

 

В чем причина внезапной любви областного начальства к рушителям устоев? Всё просто: любви и не было, но неформальная молодь, мотивированная скорым приездом кумиров русского рока, затеяла нешуточную бузу в тему разворачивающихся онлайн-бюрократических «терок», грозящих вожделенную гастроль обнулить.

 

 

Как-бы-стихийный гражданский гнев «детей» умело распаляли и направляли директор ДК «Монолит» Анатолий Баданов – авторитет для фан-тусовок и прочих неформалов и Валерий Суслов – инструктор обкома ВЛКСМ, авторитет для тех, кто – формалы, но побузить также не прочь, коли сам комсомол велит. Они и развернули в среде фанатов и примкнувшей к ним радикальной молодежи реально подрывную «большевистскую» деятельность: по улицам Челябинска разве что патрули с винтовками не бродили, хотя шастали тут и там взбудораженные группки активистов-агитаторов – типичные «онижедети» в формате «они-же-просто-музыку-любимую-хотят-послушать»…

 

 

Стихийные митинги и коллективные петиции. Зажигательные плакаты на городских тумбах и агитрастяжки над проспектами в центре города: «Гастроли «Аквариума» под угрозой!» Будоражащие слухи, громкие заявления, «случайные» утечки, хлесткие статьи, актуальные телесюжеты…

 

 

Плюс к тому – искусные аппаратно-идеологические игры в духе времени: с закатыванием глаз, взыванием к богам перестройки, с апелляцией к чудотворному лику самого Михаила Трезвого! В общем, обстановочка в стиле «бархатной» смуты – по всем правилам и методичкам (правда, без всепролазной лапы Госдепа… но это пока).

 

 

Вот обкомовские вожди и решили: из-за пустячного – не шутковать с гражданским огнем да молодежным пылом. Без того в стране жареным отовсюду несло! Но что пустячным казалось боссам партийным, отнюдь не пустяковым представлялось боссам концертным.

 

 

Тогда-то Госконцерт и вытащил из рукава крапленого туза: коли не удается в рабочем порядке запретить сам факт одиозных гастролей – на них не будет гастролера! И Борис Гребенщиков оказался перед выбором: Нью-Йорк или Челябинск…

 

 

Примерно такую «отмазку», моргая и чуток нервничая в области промежуточных мягких тканей, «впаривал» нам Миша Файнштейн, директор группы «Аквариум», когда спустя ровно семь часов после его отказного звонка, расцениваемого в любых понятиях как «кидалово», я и Баданов возникли на пороге его ленинградской квартиры. Отнюдь не в образе приветливых санта-клаусов с Урала.

 

 

…

 

 

Не знаю, кто как, сам-то я Боба не сильно осуждал. Жизнь – она такая: дама коварная, вихлявая, в позах непредсказуемая… Хотя из всех подельников, причастных к затее, именно мне и двум сотоварищам – учредителям кооператива «Творчество» – срыв гастролей грозил конкретным уголовным послесловием. Впрочем, как и их проведение.

 

 

Сами представьте себя на миг «внутри Боба»: год 1987-й, что выбрать – официальный тур в Нью-Йорк или сомнительную гастроль в Челябинск?.. Кто бросит камень в Боба?! Уж точно не я. Хотя бы потому, что сам перед подобным выбором в те годы еще не оказывался, чего пустое городить. Мое время «выборов» наступит позже.

 

 

ЧАСТЬ 4. РОК-ЛЕНИНГРАД

 

 

Ситуация – выть да пить. До заявленного начала концертов остается менее двух суток. Проданы все билеты, проплачена аренда звуко- и светоаппаратуры, выкуплен на два дня цирк, смонтирована сцена, забронированы люксы в лучшей гостинице города, в ней же – банкетный зал. Плюс толпы беснующейся молоди, готовой брать штурмом филармонию, цирк и всё, что подскажут… А гастролера-то нет. В принципе нет.

 

 

Чрезвычайный сход координационного штаба, преодолев (не без труда) десятиминутную матерную фазу, проводит стремительный мозговой штурм и принимает соломоново решение: меня и Толю Баданова назначить «решалами темы», типа – кто тут рулит, тот пусть и разруливает!.. После чего сход экстренно командирует нас в строптивый город трех революций, напутствуя: «На месте будете толковища вести, разборы чинить, а там уж как масть ляжет. Но без гастролера не возвращайтесь – нам всем тут кирдык с цугундером явственно обозначен!»

 

 

«Решалы» так «решалы»: нам, лихим хлопцам с Урала, не привыкать. Тут же и приступаем. Забиваем по межгороду несколько стрелок с авторитетами питерской рок-тусы, чьи телефонные номера вызнаем в ходе часового ураганного обзвона персонажей всякой мутности из обеих столиц. «Пакуемся» по полной, используя личные связи в торговых инстанциях и административный ресурс комсомола. Скомплектованный за пару часов «набор переговорщика» выглядит так. Ящик марочного армянского коньяка «Отборный» – шестилетней выдержки. Трехлитровая банка крупнозернистой красной икры: не всенародной горбуши какой или нерки мелкашной – камчатской чавычи! Копченый севрюжий шип царских размеров от яицких рыбарей – балык янтарного цвета. И «кирпичи», они же «штуки» – пухлые пачки советских червонцев в банковских упаковках (деньги взяты из выручки за проданные билеты)…

 

 

«Вынимаем» из обкомовской брони авиабилеты на ближайший рейс в город на Неве и летим. В Питере, отведя полчаса на «терки» с директором «Аквариума» (в ходе которых необратимость «слива» гастролей в Челябинске уяснилась окончательно да высказались пара «ласковых» по теме), едем на встречу с Марьяной Цой, имея в активе согласие дамы «вписаться в тему» (те самые созвоны накануне вылета).

 

 

Оная дама являлась знаковым, даже знаменитым персонажем в рокерской тусе: что-то типа княгини Марьи Алексеевны в бессмертной комедии Грибоедова, только с железной хваткой акулы-администратора и харизмой бывалой рок-музы для брутальных хучи-кучи-мэнов – глашатаев травы, алкоголя, тестостерона и прочих беспредельных свобод. Марьяна по-прежнему числилась женой Виктора Цоя: хотя и жили порознь, но брака не расторгали.

 

 

Разумеется, Марьяна знала всё и вся в питерском роке. Не просто «секла фишку» – была одним из центровых «игроков» отечественного андеграунда. Знала, само собой, вписки, явки, пароли всей музицирующей фронды, множества прочих шалых неформалов и «всяко-буйных» перцев Северной столицы. Слыла «экспертом» по коллективным и персональным «тарасикам» в бедовых головушках отвязанных рокеров, отмороженных панков, наблатыканных металлистов. В курсе была и реального потенциала каждого, будь то мастак или лабух. Владела другой небесполезной информацией, включая компромат.

 

 

Ко всем прочим достоинствам дама исчерпывающе и достоверно ориентировалась в реальных «ценниках» всего концертирующего андеграунда (а рок в те времена был весь – андеграунд, оттого и «ценники» были вполне дружелюбными, без пафоса)…

 

 

Ведомые Марьяной, стремительно передвигаемся по подпольным явкам-квартирам. Понимаем: заменой «Аквариуму» могут стать лишь равные по «крутизне» имена. Группа «Кино», например, администратором которой сама Марьяна и значилась. Но меж супругами Цоями в ту пору «искрило», и сам Виктор Робертович затяжно «оттягивался» под солнечным небом Италии в объятиях местной пассии.

 

 

Еще был знаковый бренд «ДДТ» с почти непререкаемым авторитетом харизматичного лидера Юрия Шевчука. Группа получила известность в 1980-м – с первого же магнитоальба «ДДТ-1», или «Инопланетянин». Альбом записали на дому, в Уфе, где группа, собственно, и образовалась – после прихода Юрия Шевчука в свадебную музбригаду Геннадия Родина.

 

 

На протяжении всей одиннадцатой советской пятилетки «ДДТ» в уфимской своей ипостаси «сносила крыши» почитателям русского рока чумовыми магнитоальбомами: «Свинья на радуге» (1982), «Компромисс» (1983), «Периферия» (1984), «Время» (1985, записан в Москве, на квартире друзей).

 

 

Слава «ДДТ» и самого Шевчука непрестанно ширилась – не только среди фанатов отечественного драйва: компетентных товарищей также впечатлил протестный задор шевчуковских опусов, со всеми отсюда вытекающими. Хлебнулось чуток…

 

 

В начале 86-го Шевчук переехал из башкирской столицы на пмж в столицу Северную, собрал из аборигенов новый состав и… А что «и»? У таких зубров, как Шевчук, никаких «и»! Вся жизнь – восходящее легато! И ноябрь 87-го для него был привычно-надрывным рабочим месяцем. Оттого к нему и соваться не стали. Даже на пробу.

 

 

Юрий Юлианович по тому году уцепил сказочный фарт, крепко держал за хвост, и кто в здравом уме такущей жар-птицей – не в небе, в руках! – рисковать станет? Фарт заключался в том, что Ленинградский филиал Всесоюзной фирмы грамзаписи «Мелодия» готовил к выпуску первый виниловый диск одиозной (по мнению властей) группы «ДДТ», и для страны еще не победившего рока событие было – из разряда былинных!

 

 

Впоследствии виниловый альбом «Я получил эту роль» разойдется рекордным для страны тиражом – два с половиной миллиона экземпляров, но сам Шевчук не получит с того ни копейки (отказ от авторского гонорара был условием студийного контракта), зато обретет стопудовый и воистину всенародный «решпект и уважуху».

 

 

Вот и представьте себе – нас, кооператоров (что в понятиях ортодоксальных рокеров равнялось «барыгам»), со всем своим набором коньяков да червонцев, и матерого гуру Шевчука, работающего прицельно-бесплатно над реально крутой эпохалкой! Русский мат я знал и без того достаточно плотно, чтобы всуе – предсказуемо бесцельно – опробовать на себе его чарующе-едритскую силу.

 

 

Кроме топовых «Аквариума», «Кино» и «ДДТ», в питерском роке значилось еще одно громкое имя – «Алиса». Не просто громкое – скандально-оглушительное. Хотя и любая из советских рок-групп ассоциировалась с чем-то скандальным (уже одним фактом своего существования), но лавры «Алисы» были недосягаемы. И заслуга в том не самих музыкантов – местные власти на совесть старались!

 

 

В описываемые времена над головами «красно-черных» (фирменные цвета «Алисы») сгущались нешуточные тучи с молниями, раскатами грома и реальной уголовной перспективой. А день в день нашему визиту ленинградская областная газета «Смена» готовила в номер разящую, громоподобную статью «Алиса с косой челкой», где открытым текстом группе вменялась нацистская пропаганда. Следует пояснить: газета «Смена» – общественно-политический орган Ленинградского обкома и горкома ВЛКСМ, что прямо указует на инициаторов «заказухи».

 

 

Поводом же для инспирированного наезда послужил скандал, имевший быть четырьмя днями ранее в знаменитом Ленинградском дворце спорта «Юбилейный», где, начиная с 13 ноября, под эгидой Ленконцерта проходил десятидневный марафон «Ретроспектива ленинградского рока», официально классифицированный как «музыкальные вечера». Питерский рок-клуб представлял своих хедлайнеров: группы «АлисА», «АВИА», «АукцЫон», «Игры», «Сезон дождей», «Патриархальная выставка», «Ноль», «Телевизор», «Соседи», «Группа А. Ляпина».

 

 

Свои платные концерты рок-клуб легализовал всевозможными хитромудро путанными способами. В данном случае – на основе двусторонних договоров с Всеволожским парком культуры и отдыха под патронажем Ленконцерта, в котором указанные рок-коллективы (не только эти) числились как бы «при делах», «в законе», то есть (цитирую официальную справку парткома объединения «Ленконцерт» от ноября 87-го): «… приглашены для постоянной работы на профессиональной концертной эстраде города», поскольку: «… поддерживая творческие связи с самодеятельными коллективами различных художественных направлений, Ленконцерт предоставляет право выступлений наиболее талантливой молодежи…»

 

 

17 ноября, на пятый день концертирования «талантливой молодежи», выступала «Алиса». Как и в предыдущие дни, перед началом милиция еле сдерживала прорывающуюся толпу, частично безбилетную, как водится. Привычно зверели обе стороны. На одних была форма, в руках – дубинки, за спиной – четыре дня аналогичного «музицирования», впереди – еще пятидневка «культуры».

 

 

Противоборствующую сторону на штурм оцепления вел пассионарный задор, адреналин с алкоголем и протестный дух времени. Всё так, как было всегда и будет всегда на массовых молодежных тусах – футбольных, рокерских, любых – не властями собранных. Особо надрывные персонажи прицельно борзеют, «разогревают» толпу и увлекают в повальную свару, а противостоящие им люди в форме тупо «мочат» всех, кто не в форме, не разбирая, кто винный, кто безвинный, кто мимо проходил…

 

 

В затеявшейся заварухе взбелененная милиция ответила на беспредел толпы симметрично, заодно перекрыла все входы. Не пускали и самого Кинчева, по запарке не узнанного. С Костей пришла супруга – на седьмом месяце беременности, чего не заметить было невозможно, но какой-то боец, вконец утерявший берега, обложил ее матом, после сбил с ног ударом берца в живот, отчего сильно озлившийся супруг ринулся с кулаками на отморозка в форме… и уже по ходу концерта объявил в микрофон: «Следующую песню посвящаю иностранным гостям, если оные есть в зале, ментам и прочим гадам».

 

 

В другом же исполняемом хите некоторые из присутствующих явственно услышали из уст Кинчева одиозное нацистское приветствие – которого по факту не было, что подтвердила впоследствии судебная экспертиза записи: фонограмма выступления имелась. И началось! «Красно-черных» рокеров взяли в оборот обе конторы: милиция и КГБ. Завелось-завертелось громкое «Дело Кинчева»: тома протоколов и показаний, периодические задержания и аресты главного фигуранта, запрет выступлений, прессинг по всем фронтам…

 

 

Череда судебных разбирательств завершится в октябре 88-го победой Константина Кинчева и констатацией его невиновности по всем предъявам. Но еще накануне (в сентябре) газета «Смена» опубликует опровержение той пасквильной статейки. С извинениями.

 

 

Но это случится лишь через год, а сейчас, в субботу 21 ноября 1987-го, музыканты группы «Алиса» отсиживаются на конспиративных вписках питерского подполья. «… Не доберетесь!.. Если и доберетесь – им все равно выступать нельзя… А если и льзя – сами не будут, не дураки!..» – что-то в этом роде дружески вещал нам президент Ленинградского рок-клуба Николай Михайлов по ходу теплого междусобойчика в здании Ленинградского Межсоюзного Дома Самодеятельного Творчества, что на улице Рубинштейна, 13, куда в этот безумный-безумный день мы нагрянули в сопровождении Марьяны, чей эскорт произвел на руководство питерского рока должное впечатление.

 

 

Стрелку «со старшими по року» мы забили загодя, еще из Челябинска. Правда, сведущие люди упорно отговаривали, нашептывая страшную тайну полишинеля: ленинградский рок-клуб, дескать, создан по инициативе КГБ, на деньги КГБ, и все там – либо сами гэбэшники, либо их добровольные «помощники», а кто нет – тот «клиент» всё того же ГБ! Каждый, мол, сам выбирает себе роль в сюрреализме этого эпического «форпоста свободы», затеянного «кровавой гэбней», затеянного для удобства надзора и управления тем, что как бы неуправляемо!..

 

 

Но ситуация для нас оборачивалась настолько хреново, что нам всё одно уже было: хоть с молитвою в храм, хоть с Воландом на бал! И по большому-то счету – что, гэбэшники с Марса к нам в дом свалились? Что, не русские разве люди? Русские!.. А я по жизни и вовсе воспринимал бойцов невидимого фронта с большим пиететом… и в уютной каморке на Рубинштейна, 13, в городе всех русских революций, мы пили с этими людьми то ли русский цейлонский чай, то ли русский армянский коньяк, то ли всё вместе. Русской чавычовой икрой и закусывали.

 

 

В какой-то момент президент питерского рока проникся: «Посодействовать в поисках и переговорах с «Алисой» вряд ли получится, наоборот – могу навредить: меня в такой ситуации ребята уж точно «стремаются», но с вами – Марьяна! С вами суровый уральский драйв, напор и натиск… и веская сила «аргументов» – их у вас вон целый чемодан с тележкой, как погляжу. Вам и флаг в руки. Но кого бы вы ни нашли, кого бы ни уговорили – лечу с вами! Прикрою по полной от любого наезда и заковыристых вопросов…» Ну ведь русский человек, верно?! И врученный Михаилу под роспись уже в Челябинске гонорар был реально заслужен, местный официоз тому свидетель.

 

 

Марьяна всё то время лукаво улыбалась. Помимо «Кино», она менеджерила еще две бригады – «Нате!» и «Ноль». Сказать: эпатажные, одиозные – ничего не сказать. Реальные панки. Однако ж на Урале о них знали только фанаты альтернативного рока и компетентные органы, хотя группу «Нате!» собрал тот самый Святослав Задерия, который ранее, в 83-м, и создал «Алису». Лишь спустя полтора года в «Алисе» появился Кинчев, и ужиться двум тиграм в рамках одного проекта не получилось: каждый пошел своей тропой. А добыча – группа с уже небезызвестным названием – досталась тому, кому досталась. Что оказалось правильным.

 

 

Марьяна продолжала безмолвствовать, выжидательно косясь в мою сторону. Молчал и Баданов: ему-то за кооперативные деньги не отвечать – моя это ноша, моя и двух оставшихся в Челябинске сотоварищей. Поразмыслив для приличия, я решительно согласился на участие в челябинских гастролях еще одной группы – помимо хедлайнера. Из числа подопечных Марьяны, разумеется.

 

 

Прикинув все за и против, порешили: берем «Нате!». Все-таки Задерия более известен за пределами Питера, нежели баянист «Дядя Федор» – Федор Чистяков, создатель и лидер группы «Ноль». Тем паче у Марьяны имелся личный интерес, и этот брутальный «интерес» стучал на ударных в группе «Нате!»

 

 

В общем, застаканили договор, ударили по рукам, сговорившись на немыслимый по тем временам парнос: шестьсот рублей плюс полтинник Марьяне за каждый концерт… при условии: выводит нас дама прямиком на лежбища «Алисы». Дальше мы сами. Дальше – уральский напор, драйв и «аргументы».

 

 

ЧАСТЬ 5. «НАТЕ» ВАМ «АЛИСУ»!

 

 

Ведомые Марьяной, «просачиваемся» сквозь заградительное сито рокерского подполья, – проходим первый уровень захватывающего квеста «Найди «Алису»». Заполучаем желанную игровую «плюшку»: конспиративный телефон Алика Тимошенко – директора неуловимой команды, авторитета и патриарха питерского рока.

 

 

Александр (Алик) Тимошенко заслужил громкую славу еще в 1960-е, будучи одним из отцов-основателей легендарного ВИА «Аргонавты», где играл на клавишных (фортепиано и электронное пианино – органелла), пел и сочинял композиции. Именно он автор зонга «Саласпилс», принесшего «Аргонавтам» всесоюзную известность. Основанная в 1965-м студентами Ленинградского военно-механического института группа стала чуть ли не первой по времени рок-звездой Северной столицы. В 1972-1973 годах в ее составе выступал Александр Розенбаум.

 

 

Тимошенко покинул прославленную команду в сентябре 74-го, сразу запустив на пару с не менее уважаемым рокером – барабанщиком Валентином Шнейдерманом, лидером групп «Пилигримы» и «Генерал-бас», новый арт-рок-проект «Орнамент». «Орнамент» гремел во второй половине 70-х – начале 80-х: равных в те годы не было – ни по виртуозности исполнения, ни по богатству многожанрового музыкального материала, ни по крутейшему саунду мирового класса.

 

 

Затем Алик переключился на менеджмент, лишь изредка «встряхивая стариной» да проверяя, не закончился ли порох в музыкальных пороховницах. Не закончился, знатоки подтвердят: тимошенковский порох по-прежнему хорош – и присно, и ныне! Раскопайте его архивные и современные записи – будете приятно удивлены.

 

 

Какое-то время Алик работал в качестве администратора с Аллой Борисовной. В 1986-м стал директором «Алисы». Позже – NAUTILUS POMPILIUS. С конца 90-х по настоящее время – директор группы «ДДТ»…

 

 

После неоднократных переговоров с Аликом по телефону – эмоциональных, долгих, но завершающихся категорическим отказом идти на личный контакт, мы таки уламываем мэтра на встречу.

 

 

Едем на очередную конспиративную явку, не подозревая, какой там фарт поджидает: «на адресе», помимо собственно Алика, собралась вся неуловимая бригада «красно-черных». Во главе с атаманом.

 

 

…Пьем армянский отборный коньяк, закусываем камчатской чавычовой икрой, взрезаем уральский севрюжий балык, сочащийся медом… Душевн о беседуем, культурно, по-питерски: дозированный слэнг без мата. Темы гастролей нет и в помине: рокеры категорически не желают «отсвечивать» и сдавать себя, форсу ради, «ментам и гэбне».

 

 

Разливаем армяноконьяк, закусываем красноикрой, заедаем белорыбицей, пьем-беседуем… «… да нам вообще запрещено выступать – даже в бане, какой уж там цирк!.. хотя рок на арене – прикольно… фишка… просто чума!..» Пьем, заедаем, пьем…

 

 

В какой-то верно угаданный момент я достаю из рукава (из дипломата) весомые козыри: банковские «кирпичи» красных червонцев с любимым вождем на лицевой. Сопровождаю стальным уральским зароком: «Если поедете, заплатим за каждый концерт, а концертов четыре, по две штуки. Всего восемь тысяч, стало быть… За базар отвечаю!» Гробовая тишина, мхатовская пауза…

 

 

Слышно, как закипает на кухне чайник, муха жужжит… может, и не чайник вовсе, и не муха – мысли жужжат, вскипают со смыслами… Усиливаю эффект внезапным озарением: «Половину здесь и сейчас! Всё «чистыми», подоходный налог – сверху. Гонорары легальные. Концерты – легальные. Да и не концерты вовсе – творческие встречи! В полном соответствии с родным законодательством». Точка.

 

 

Алик открыл было рот, но и закрыл тут же, шумно лишь выдохнув: дар речи на время утерян. Рокеры в шоке. 2000 за выступление – нереально для СССР. Не было такого. Обычный же ценник «Алисы» на тот момент, по данным Марьяны: 300-500 рублей, по фарту – 600… Лед тронулся.

 

 

К слову, Алла Борисовна Пугачева, одна из самых дорогих звезд советской эстрады, получала в те времена за сольный концерт максимум тысячу. «В конверте», разумеется, не по ведомости. По ведомости-то на порядок меньше. Так, во всяком случае, заверяли нас сведущие люди, а их мы в ту эпическую субботу повидали.

 

 

Коньяк коньяком, деньги деньгами, однако удалью да отвагой «Алисы» не восхититься никак невозможно. Идея выступить назло всем и вся стремительно овладела «красно-черными» бунтарскими душами.

 

 

В какой-то момент отзывчивые рок-натуры въехали, вчуяли, просекли… да разом прониклись происходящим здесь и там – далеко-далеко, в затянутой льдами Сибири (Урале, Забайкалье, Камчатке, какая, хрен, разница!)… вся «картина маслом» предстала в целом, фактурно, без купюр: перед ними сидят такие же бесшабашные, отчаянные парни, эти парни стоят горой за правое дело, и сами они – под нешуточным гнетом, давлением, прессом… а их – питерских рок-кумиров, глашатаев свободы и трубадуров романтики – их ждут сотни тысяч сибиряков (уральцев, бурят, камчадалов, какая, хрен, разница!), готовых разнести к едрене фене по камушкам свой родной город, коли в том городе питерских рокеров разом не будет…

 

 

«Шут с ними, с гэбэшниками! Что нам ГБ, когда там, в далекой Челябе, народ волнуется, требует, ждет!..» Еще по стакану армяноконьяка «за народ! за идею!», по ложке красноикры, и всей гурьбой седлаем тройку такси… мчимся в Пулково, где уже ждет не дождется ватага отъявленных питерских панков во главе с атаманшей Марьяной – при полной экипировке инструментами музыкального боя («Алису» «вооружить» обещались на месте: чего-чего, а продвинутого инструмента с лейблами Gibson, Fender, Yamaha, Neumann в «далекой» Челябе хватало).

 

 

В залах аэропорта «Пулково» публика клубится роями, билетов нет даже в депутатской кассе. А нас – полтора десятка лбов и инструменты, как улететь? – непонятно даже Алику. Но это ли вопрос, это ли проблема для окрыленных успехом уральских парней?.. Прорываемся к ночному начальнику аэропорта. Пьем армянский коньяк, закусываем чавычовой икрой, душевно беседуем… Ночной начальник, что интересно, оказывается тоже против беспредела филармонической мафии… он вообще против всех ретроградов. Наш человек, русский!.. Жаль, не сохранила память имя-фамилию всёпонимающего, отзывчивого, решительного россиянина… «Концерты будут! Саду цвесть! Костьми лягу, но полетите!»

 

 

Через час Баданов с панками вылетают в Челябинск. Я с «Алисой» чуть позже – в Екатеринбург (тогда еще Свердловск, историческое название городу вернут в 1991-м)…

 

 

Глубокой ночью, встреченные гостеприимным уральским морозцем, в свердловском аэропорту «Кольцово» оккупируем два такси. Поехали!.. Мчимся, пьем, закусываем, оглашаем уральские просторы разбойничьими песнями. Впереди ждет родная Челяба!

 

 

Это были 200 самых победоносных и самых веселых в моей жизни километров. И да, доводилось еще кому-то слышать разбойничий фольклор в исполнении a cappella рок-группой «АлисА»?

 

 

…

 

 

В Челябинске музыкантов ждали встреча и обустройство по такому классу, что сами «Битлз» вряд ли удостоились большего: уж слишком желанным сказался визит питерских рокеров… Лучшие люксы города, черные «Волги» у подъезда гостиницы, длинноногий эскорт манекенщиц (о чем в СССР тогда и помыслить было невозможно), княжеские меню, толпы фанатов с плакатами…

 

 

«Алиса» выступала отчаянно, наотмашь, будто в последний раз. Босой и полураздетый Кинчев, игнорируя случившийся о ту пору ярый холод, проникающий и сквозь цирковые стены, заводил восхищенный зал, ровно Стенька Разин свою ватажную вольницу… Четыре концерта, четыре залпа по монополии Госконцерта.

 

 

…

 

 

По факту выступления в Челябинске музыкантам «Алисы» никаких официальных предъяв не последовало. Группу «Нате!», выступившую «на разогреве» первого концерта, вежливо попросили более не смущать суровых уральцев запредельным панк-шоу и вместо оставшихся концертов тупо наслаждаться челябинским за-всё-оплаченным гостеприимством. Однако обещанный парнос отсчитали полностью – как за четыре концерта: слово уральских парней, как-никак!..

 

 

Обком комсомола торжествовал и поднимал бокалы с шампанским «За победу!». Кооператоры подбивали бабки, выплачивали сказочные гонорары, тоже пили… Филармоническое начальство скрежетало зубами и глушило стаканами водку… Всё это быль, не метафора! Ну а мы с Толей Бадановым принимали поздравления на пример народных героев-освободителей, типа Пожарского с Мининым.

 

 

Тот факт, что не все четверо ключевых «организаторов победы», даже не два фактических руководителя эпической баталии, но лишь я один был ассоциирован сведущими кругами с означенной «перемогой» и в одночасье стал известной фигурой в отечественном шоу-бизнесе, – сей неожиданный факт узнался мною позже. Через неделю. В Москве.

 

 

… В середине декабря Борис Борисович Гребенщиков улетел в Нью-Йорк.

 

 

ЧАСТЬ 6. КАК НЕ СЕСТЬ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО

 

 

26 ноября 1987 года прокуратура завела уголовное дело по факту проведения в челябинском цирке частнопредпринимательских концертов с участием рок-группы «АлисА». Главными фигурантами значились мы – учредители кооператива «Творчество», что нас не удивило – были готовы к такому повороту. А готовиться стали сразу же после бурных ночных проводов в родные пенаты музыкантов, спешащих к оставленным на время проблемам: ленинградское «дело Кинчева» только зачиналось. Начинались проблемы с законом и у нас.

 

 

…

 

 

Бухгалтерию кооператива вела многоопытная дама, работавшая до того ведущим бухгалтером областного управления культуры. Хотя ей не было и тридцати, а фигура и внешность навевали думы, очень далекие от сводных балансов, специалист она была высшего класса – виртуоз гроссбуха! Учет вела безупречный, образцовый – хоть в учебных пособиях финакадемий цитируй.

 

 

Безупречный-то безупречный, но по старинке, как заведено, как госучреждениям полагалось. Реестры, ведомости, двойная запись, журналы проводок – сотни документов! А «Закон о кооперации», действующий в ту пору, разрешал ведение упрощенного бухучета. Вся деятельность кооператора могла фиксироваться в одной-единственной тетрадке – обычной, ученической, две копейки за штуку. Только прошитой и заверенной подписями директора и главбуха. Ну и печатью, коли таковая имелась. И в этой-то тетради полагалось вести лишь три столбца: «приход», «расход», «налоговые отчисления» за отчетный период. Отдельным пунктом – «распределение прибыли», типа итогового хэппи-энда. Всё!.. Сказочное было время.

 

 

Дама проживала одна – в небольшом, но уютном домике, доставшемся ей после развода. Расположенный в паре кварталов от городского центра домишко ютился на окраине деревянного частного сектора: фрагменты этой ветхой слободы доныне сохранились в бетонных кущах панельных застроек, уныло облепивших челябинские улицы своим бесхитростным уродством.

 

 

Вот в этом-то домике в ту приснопамятную ночь и собрался в полном составе наш кооператив, взволнованный и окрыленный триумфальным завершением «богатой затеи». В повестке дня (точнее – ночи): разбор полетов, оформление документации, распределение дивидендов. Сделано. Вроде пора «на посошок», и по домам – отсыпаться. Впрочем, уставный директор Паша уже прикорнул на диванчике под пледом: почти каждую свою подпись на документах он сопровождал глотком ядреной зубровки.

 

 

Однако вместо «посошка» я неожиданно предлагаю внести в ночную повестку коррективы – неожиданно для дамы-бухгалтера, не для Бориса: поддержкой компаньона я заручился еще накануне, за час до собрания, огорошив его убедительным анализом светящих нам «перспектив».

 

 

Заявляю для дамы (Боря в курсе, Паша спит): «Это еще не всё… Скоро – в ближайшем будущем – кооператив начнут прессовать: уже «по-взрослому», не пугалками-страшилками. Заведут следствие. Значит – выемка документации. Всего вот этого, что высится на столе, словно пик Победы, но по факту станет могильным курганом. Для нас, разумеется…»

 

 

Дама-бухгалтер, вторую неделю уже пребывающая в перманентном стрессе, сникает окончательно, глаза увлажняются, голос дрожит: «У меня всё правильно, чисто… нет даже намека на криминал! Выплаты все проведены, налоги со всего уплачены, на каждое движение есть подтверждение заверенными документами…» – «Так это-то и страшно! Нельзя на руки следакам отдавать бумажки! Бумажка – их пища, хлеб насущный. Оттуда срока и прорастают. Чем обильнее документация, тем больше поводов для предъяв. Квитанция – вопрос, накладная – вопрос, ведомость – в каждой графе по дюжине вопросов. Отвечаешь, разъясняешь, доказываешь – уже и оправдываешься. А раз оправдываешься, значит виноват. Всякий документец – вещдок. Отбрехаешься по двум-трем, за четвертый предъявят. Не за четвертый, так за десятый, но состав наскребут – ты сам себе его взращивал, подписывая бумажки да их подшивая!.. Засадят, по-любому засадят, так принято! Вот Борю спроси, соврать не даст – сам погоны носил, в операх ходил, методику досконально знает… А на нас и вовсе целевая установка имеется: на нары. Чтоб другим не повадно!.. Не от местечковых горе-тузов та установочка – из матушки столицы!»

 

 

Переведя дух, отметившись шкаликом под шпротину, продолжаю: «Что делать? А вот что: всю эту гору могильную документов – изничтожить! Кроме банковских проводок, разумеется, договоров аренды и найма и главной учетной тетради. А в ней и записать одни только конечные суммарные цифры – реальные, само собой: доход, расход, налог, распределение прибыли. Всё. Точка! Одна тетрадь, минимум слов, пять-десять цифирек. Полстранички каллиграфическим почерком! – здесь и ройте, тут и копайте, дорогие мои земляки-следаки, другого-то нет ничего! В полном соответствии, спешу заметить, означенным в «Законе о кооперации» требованиям к ведению кооперативного бухучета!..»

 

 

На сем завершив ораторский экзерсис, опрокидываю со значением шкалик под лимончик и решительно направляюсь к столу, заваленному папками с документацией… но не тут-то было! Бухгалтер разъяренной мамой-тигрицей взвивается с кресла, бросается к столу! Встав на дыбы, издав грудной устрашающий рык, когтями защищает свой бумажный выводок. Реально когтями, не преувеличиваю!

 

 

Ошарашенные явленным экстримом мы с Борисом на пару ретируемся за порог, на улицу – типа перекурить. Время – глубоко за полночь, то ли два часа, то ли уже три. – «Боря, ее надо вязать. Бумаги жечь. Иначе – всех посадят, уж поверь: у меня на такие вещи звериная интуиция, сам знаешь. Филармония и Госконцерт не простят позора, а там дяди серьезные, не пальцем деланные! Пороть нас будут публично – больно и смачно, и процесс сделают показательным… Да ты сам всё понимаешь!»

 

 

Поразмыслив для приличия, Борис – бывший работник угрозыска, юрист, краснодипломный выпускник Омской высшей школы милиции – принимает единственно верное при данном раскладе решение. Уже молча скурив еще по сигарете, идем вязать бухгалтера.

 

 

Она визжала, брыкалась, кусалась… царапалась и грозилась… покуда не оказалась крепко прикрученной к стулу бельевыми веревками. Тогда только и сникла, даже успокоилась – с нее теперь взятки гладки. От шума проснулся Павел, чуток охренел. Павлу налили. Под закуску на два голоса спели балладу за «светлые перспективы», в которых именно ему – официальному директору кооператива – уготовлена роль «паровоза»: главные-то подписи – Пашины!

 

 

Налили и связанной даме – она уже пробовала шутить, но не развязали – поили с рук. Просто триллер какой-то: маньяки-самоучки и одинокий бухгалтер в домике на отшибе… но нам не до смеха. После собрали всю кипу бумаг со стола и принялись жечь в узком горниле домовой печи. Но печь не справлялась – не под те объемы «горючего» делалась. Переместились на улицу, разожгли на близкой пустоши костер: документов была такая прорва, что обливали бензином (отлили из канистры Пашиного «Москвича»), иначе не сгорало.

 

 

Где-то рядом выл придурковатый кобель, и в бархатно-черной выси от хохота надрывалась полная луна, наблюдая, как представители homo sapiens самозабвенно гоняются за упорхнувшими из костра бумажонками.

 

 

Вернувшись, развязали смирившуюся и даже повеселевшую даму (зубровка – вещь, доложу я вам!): «А теперь составляй правильный документ, как закон велит. Приход, расход, остаток, с остатка налог, распределение прибыли. Да премию себе выпиши, какую сочтешь справедливой за причиненный моральный ущерб!» Премия порадовала своим оптимизмом. Но мы согласились.

 

 

Да-а, сказочное было время!

 

 

…

 

 

Уголовное дело завели на третьи сутки, но посадить в итоге никого не смогли. Очень хотели. Очень старались.

 

 

Прессовали и других участников затеи – директора ДК «Монолит» Анатолия Баданова, инструктора обкома ВЛКСМ Валерия Суслова, директора цирка депутата Верховного Совета РСФСР Геннадия Смирнова. Тоже – безрезультатно.

 

 

Следствие длилось несколько месяцев. Вела его молодая девушка, выпускница Свердловского ордена Трудового Красного Знамени юридического института им. Р.А. Руденко. Стало как-то даже обидно: раньше-то мною занимались многоопытные рыскари – настоящие зубры!

 

 

На первом же допросе я от души посочувствовал этой милой и очень симпатичной девушке (вот почему большинство мною встреченных по жизни юристок оказывались реальными красавицами?): «Вас втянули в грязную историю исключительно политического характера. Но вы не сможете уличить нас в противоправных действиях – их просто не было. А сочинять липу точно не будете – вы не такая! Да и чревато: у нас ведь тоже связи имеются, а как бы иначе нам удалось такое провернуть?.. Вы даже не имеете права взять у меня подписку о невыезде. Один из моих компаньонов – высококвалифицированный юрист, он вам доходчиво всё объяснит. Вы найдете общий язык, он тоже молодой и красивый! Благодарю за внимание…»

 

 

И я отправился в Москву – «за правдой». Да вышло – за новым поворотом судьбы.

 

 

Роман-хронологии «Вольный русский мастер» Василия Смелянского и Юрия Шевелева